— С кем ты говоришь, Уэйн? — спросил Мэнкс.

— Ни с кем, — сказал Уэйн, протянул руку мимо Линды МакКуин, открыл дверь и вытолкнул ее.

Она ничего не весила. Это было так же легко, как вытолкнуть пакет с палочками. Она закувыркалась из машины, ударилась об асфальт с сухим стуком и разлетелась вдребезги с довольно музыкальным бьющимся звуком, и в этот миг Уэйн, дернувшись, проснулся в штате

Индиана,

повернул голову и посмотрел в заднее стекло. На дороге разбилась бутылка. Стеклянная крошка паутиной покрывала асфальт, звякали, катясь, осколки. Это Мэнкс выбросил бутылку из-под чего-то. Уэйн уже видел, как тот делал это раз или два. Чарли Мэнкс не был похож на парня, озабоченного переработкой отходов.

Когда Уэйн сел — протирая глаза костяшками пальцев, — снеговиков не было. Равно как спящей луны, гор и горящей в отдалении жемчужины Страны Рождества.

Он увидел высокую зеленую кукурузу и дешевый бар со зловещей неоновой вывеской, изображавшей тридцатифутовую блондинку в короткой юбке и ковбойских сапогах. Когда вывеска мигала, она топала ногой, откидывала голову, закрывала глаза и целовала темноту.

Мэнкс смотрел на него в зеркало заднего вида. Уэйн чувствовал себя разгоряченным и плохо соображающим после крепкого сна, и, возможно, по этой причине его не испугало, каким молодым и здоровым выглядел Мэнкс.

Шляпы на нем не было, и он был лыс, как обычно, но кожа головы была гладкой и розовой, а не белой и пятнистой. Только вчера она была похожа на глобус, показывавший карту континентов, посещать которые не захотел бы никто в здравом уме: остров Саркомы, Северное Печеночное пятно. Глаза Мэнкса выглядывали из-под острых изогнутых бровей цвета инея. Уэйну казалось, что он не видел, чтобы тот мигнул хотя бы раз за все время, что они были вместе. Насколько он понимал, у этого типа не было век.

Вчера утром он был похож на ходячий труп. Теперь он выглядел примерно на шестьдесят пять, полным жизненных сил и здоровым. Но в глазах у него была какая-то заядлая глупость… жадная глупость птицы, которая смотрит на падаль на дороге и прикидывает, сможет ли она добраться до каких-нибудь лакомых кусочков, чтобы ее не переехали.

— Вы меня едите? — спросил Уэйн.

Мэнкс рассмеялся грубым каркающим смехом. Он даже походил на ворону.

— Если я до сих пор не откусил от тебя ни кусочка, то вряд ли стану пробовать, — сказал Мэнкс. — Я не уверен, что из тебя получился бы хороший обед. На тебе не так уж много мяса, а то, что есть, начинает попахивать. Я воздерживаюсь, чтобы заказать вкусный картофель фри.

С Уэйном что-то было не так. Он это чувствовал. Не мог понять, что это такое. Он был нездоров, у него были разные боли, его лихорадило, но это могло быть вызвано просто сном в машине, а с ним было нечто большее. Ему удалось додуматься лишь до того, что он перестал реагировать на Мэнкса. Он едва не рассмеялся от удивления, когда Мэнкс вставил слово «попахивать». Он никогда не слышал, чтобы в разговоре употребляли такое слово, и оно показалось ему смешным. Однако нормальный человек не станет смеяться над выбором слов своего похитителя.

— Но вы же вампир, — сказал Уэйн. — Вы забираете что-то из меня и вкладываете это в себя.

Мэнкс коротко осмотрел его в зеркале заднего вида.

— Эта машина делает нам обоим лучше. Она вроде одной из этих тачек, что недавно появились и называются гибридами. Слышал о гибридах? Они работают наполовину на бензине, наполовину на благих намерениях. Но это оригинальный гибрид! Эта машина работает на бензине и дурных намерениях! Мысли и чувства — это просто еще один вид энергии, такой же, как нефть. Этот старинный «Роллс-Ройс» прекрасно работает на всех твоих плохих чувствах и на всем том, что когда-либо причиняло тебе боль и пугало тебя. Я говорю вовсе не поэтически. У тебя есть шрамы?

Уэйн сказал:

— Я поскользнулся со шпателем, и у меня остался от него шрам прямо вот здесь.

Он поднял правую руку, но, посмотрев на нее, не смог найти тонкого как волос шрама, который всегда был на подушечке большого пальца. Его озадачило, что с ним могло случиться.

— Дорога в Страну Рождества удаляет все печали, облегчает любую боль и стирает все шрамы. Она забирает у тебя все, что не приносило тебе никакой пользы, а то, что она оставляет, становится чистым и нетронутым. К тому времени, когда мы доберемся к месту назначения, ты не будешь знать не только боли, но и воспоминаний о боли. Все твои несчастья подобны грязи на окне. Когда машина закончит с тобой, грязь отчистится и ты засияешь. И я тоже.

— Вот как, — сказал Уэйн. — А что, если бы меня не было с вами в машине? Что, если бы вы поехали в Страну Рождества в одиночестве? Машина все равно делала бы вас… моложе? Она все равно заставила бы вас сиять?

— Боже, у тебя много вопросов! Бьюсь об заклад, ты круглый отличник! Нет, я не могу добраться в Страну Рождества в одиночку. Я не могу сам найти туда дорогу. Без пассажира эта машина просто машина. И это самое лучшее во всем! Я могу быть счастлив и здоров, только делая счастливыми и здоровыми других. Исцеляющая дорога в Страну Рождества предназначена только для невинных. Машина не позволит мне заграбастать все это для себя. Я должен делать добро другим, если хочу, чтобы и мне делали добро. Если бы только остальной мир был устроен таким же образом!

— Это и есть исцеляющая дорога в Страну Рождества? — спросил Уэйн, выглядывая в окно. — Она больше похожа на М-80.

— Да, это — Междуштатное шоссе 80… теперь, когда ты проснулся. Но всего минуту назад тебе снились сладкие сны, и мы были на шоссе Святого Ника, под старым мистером Полумесяцем. Разве ты не помнишь? Снеговиков и горы в отдалении?

Уэйна не тряхнуло бы сильнее, попади они в глубокую выбоину. Он не хотел думать, что Мэнкс был вместе с ним в его сне. У него промелькнуло воспоминание об этом бредовом небе, наполненном статическими помехами. .небо ложное Это. Уэйн знал, что бабушка Линди пыталась ему что-то сказать — пыталась дать ему способ защититься от того, что Мэнкс и его машина делали с ним, — но он ее не понимал, и ему казалось, что требуется слишком много усилий, чтобы в этом разобраться. Кроме того, было немного поздно, чтобы она начинала давать ему советы. Она не очень утруждала себя, чтобы сказать ему что-то полезное, когда была жива, и он подозревал, что она не любила его отца только потому, что Лу был толстым.

— Когда ты задремлешь, мы найдем ее снова, — сказал Мэнкс. — Чем быстрее мы туда доберемся, тем раньше ты сможешь прокатиться на снежных горках и поиграть в «трость слепого» с моими дочерьми и их друзьями.

Они ехали по просеке, разделявшей лес кукурузы. Над рядами стояли машины, черные балки которых возвышались, как арка авансцены над сценой. Уэйну пришло в голову, что эти машины были опрыскивателями, полными яда. Они будут поливать кукурузу смертоносным дождем, чтобы ее не съели инвазивные виды. Именно эти слова — «инвазивные виды» — прозвенели у него в мозгу. Позже кукурузу слегка промоют, и ее будут есть люди.