– Мать твою-у!!! – вдруг заорал бородач.

Вопль этот был до краев наполнен не болью от впивающихся в кожу и мышцы кромок наручников. «Цыган» вопил от ужаса. Расширившимися глазами он провожал несущегося на бурунах по направлению к реке неваляшку. Он явно узнал это существо, он до смерти напуган. Стало быть, неваляшка – не сын Дога, не древний шаман, не хозяин общины. Хозяина такими воплями не встречают.

Чуть не опрокинув спящую кибитку, неваляшка с крутого яра плашмя рухнул в воду, подняв такой фонтан брызг, будто посреди реки взорвалась донная мина.

* * *

Проклятое условие продолжало действовать. Как просто было бы разом ударить по всем! Нет же, его заставляли, будто счетовода, вычитать и складывать, приводить к общему знаменателю, к равенству, чтобы никоим образом кипенно-белого не оказалось в определенный момент времени больше, нежели аспидно-черного! Кому нужна такая арифметика?! Кому-то, видимо, нужна. Ваньке оставалось только подчиниться правилам.

То ли существа очень быстро учились, то ли в их стане на передовые позиции выступили самые сильные, самые непокорные – очередная атака Ваньки завершилась едва ли не более плачевно, чем предыдущая. Хоть и оказалось, что выколотые глаза – всего лишь плод его воображения, хоть и восстановились его зрительные нервы достаточно скоро, теперь он уже не желал быть гуманным. Ему нужно выполнить свое предназначение, ему нужно искупить грехи! Кто они такие, эти ангелы и демоны, что взялись ему мешать?! Плюнуть и растереть!

Теперь им руководило бешенство.

* * *

Вырвавшись из тайги на открытый простор, Сибиряк и Аесарон застыли, в полной мере оценив фантастический этюд.

Стоя в реке, поверхность которой теперь едва достигала бедер, гигантский, стометрового роста неваляшка крушил магический щит. Гибкие лоснящиеся тела змей, толщиной не уступавшие вагону поезда, а длиной – всему пассажирскому составу, вытягивались из водоворотов возле его ног, башенными кранами пронзали пространство, мелькали в звездной вышине. Из раскрытых пастей вырывалось оглушительное шипение, длинные раздвоенные языки трепетали, словно транспаранты во время демонстраций; пары острых клыков размерами не уступали бивням ископаемых мамонтов; вокруг голов извивались кожистые складки, напоминая одновременно капюшоны кобр и гривы китайских сказочных драконов. Раз за разом головы змей обрушивались сверху на невидимую преграду. Содрогалась под ногами почва, вздымались к Млечному Пути снопы искр, отлетали в стороны какие-то ошметки. Сам неваляшка, не в силах преодолеть метры взявшей общину в кольцо аномалии, бессумеречной пустоши, горстями зачерпывал из реки воду, производил ладонями такие движения, словно вылепливал снежки, а затем запускал пронизанные молниями водяные шары в сторону щита-купола. Треск стоял такой, что казалось, будто сам небесный свод готов развалиться на части и грянуться оземь.

– Поет, чертяка! – восхищенно протянул Аесарон. – А?!

В самом деле, даже с такого расстояния было видно, как шевелятся губы неваляшки: «Не северный ветер ударил в прибой, в сухой подорожник, в траву зверобой…»

– Ты понимаешь хоть что-нибудь? – Близоруко щурясь, Сибиряк осматривал собственную куртку, словно искал на ней карманы, в которых еще не копался. – Сперва он накинулся на нас, теперь взялся за общину. Чего он хочет? Что от нас требуется?

Будто услышав их голоса с расстояния в километр, неваляшка обернулся, оскалился и топнул ногой, погруженной в речную воду. Пучина всколыхнулась, вздулась горбом, крутой волной перемахнула через яр и ринулась к кромке тайги неправдоподобно стремительным, огромным, поистине океанским валом. Миллионы лун искрились на его поверхности, миллионы электрических разрядов пробегали в глубине.

– Ыыыыы! – сказал Аесарон и ушел в Сумрак.

Сибиряк оглянулся. Прибежавшие вместе с ними Иные также поспешно прятались, отступали либо глубже в лес, либо на максимально доступные им слои Сумрака. Химригон, оставаясь в реальном мире, резво карабкался на высокий кедр. Лихарев и Максим воспользовались неудобным, но весьма надежным заклинанием – они оба, словно букашки в янтаре, застыли в твердых шарах, напоминающих хрустальные. Ни шевелиться, ни сражаться они сию секунду не могли, но и их не достанет любое известное оружие, любая известная магия. Пожав плечами, Сибиряк ударил в катящийся вал потоком чистой Силы. «Пресс» оказался настолько слабым, что глава Светлых по-настоящему оторопел. Что-то было не так! Сумрак вел себя не так! Или это неваляшка каким-то образом воздействовал на него и, соответственно, на возможности Иных? Не факт, что даже полноценный, мощный напор энергии «пресса» смог бы остановить, разметать водяной вал, а в таком виде движущаяся стена воды его даже не заметила, поглотила без остатка. Хмыкнув, Сибиряк провалился на более глубокие слои.

* * *

Угорь отчаянно выруливал, съехав с трассы на целину, стремясь достичь аномалии раньше, чем поднятая неваляшкой волна доберется до «Волги». Где-то там, на полосе бессумеречной пустоши, где-то рядом с невидимым барьером должен был находиться Федор Кузьмич. Его собственных защитных чар даже на секунду не хватит, чтобы противостоять тем силам, что метались от реки к магическому куполу, что лавиной двигались через луг в сторону тайги и трассы. И амулетов Евгения может не хватить, хоть и заряжена часть из них руководителем областного Ночного Дозора, Высшим магом! Одна надежда – на мощную современную машину да на то, что удастся найти Денисова раньше, чем тот попадет под удар.

Он почти успел, он почти проскочил. Волна задела заднее крыло автомобиля по касательной, и как бы ни был салон накачан магией – защита смялась в одно мгновение.

А в следующее Угорь осознал себя уже в другом месте. Он по-прежнему сидел за рулем серой «Волги», по-прежнему двигался куда-то, вот только управлял машиной не он. Плотный туман, какой можно встретить на одном из слоев Сумрака, заполнял салон. Призрачный корявый лес извивался слева и справа, крючковатые сухие ветви мертвых деревьев царапали краску на капоте, скреблись в боковые окна. Машина без желания и помощи оперативника, сама по себе переместилась сюда из реального мира, и теперь Сумрак постепенно отбирал не только управление ею, но и что-то еще отбирал. Почему-то вспомнилась песня:

Облако тебя трогает,

Хочет от меня закрыть.

Милая моя, строгая,

Как же я хочу рядом быть!

Облако – вот оно. Действительно, трогает. Словно со стороны, без каких-либо эмоций наблюдал дозорный за тем, как бледнеют его руки, как постепенно становятся прозрачными колени, как проваливаются сквозь педали ступни. Он растворялся, его разъедало, будто в агрессивной среде, каковой, по сути, являлся глубокий Сумрак для неподготовленного Иного. Не было боли, не было страха. Погружение обещало покой. Где-то за спиной вспыхивали огни нешуточной битвы, люди и Иные носились со своими бедами и заботами, противостояли друг другу вечные, как мир, Свет и Тьма, а Угорь таял на водительском сиденье и получал от этого истинное удовольствие. Оказывается, упокоиться – это даже приятно. Уйти от суеты, от смешных и жестоких интриг, от дежурств и патрулирования, от ответственности и обмана, оказаться в мире, подобном тому, каким Денисов считал свою глубинку до вторжения Дозоров. Сонный муравейник. Спокойное, размеренное существование. Облегчение. Забвение. Почти небытие.