– Ты слишком много смотришь дневных ток-шоу, – говорю я Рози.

Она только головой качает и перекладывает на руке пистолет.

– Я покажу тебе, как надо кончать дело, – говорит она.

– Рози, не надо!

Я даже не думаю, что делаю, бросаясь к ней. И то, что сказала моя сестричка насчет умереть за меня, тут ни при чем. Просто это неправильно и надо остановить, вот и все. Коротко и ясно.

Но я не успеваю.

Рози стреляет.

И я не успеваю помешать ей спустить курок.

Зато вполне успеваю перехватить пулю.

Я принимаю ее прямо в грудь, и меня сбивает с ног, словно огромная рука возникла из ниоткуда и смахнула меня пальцем. И не проходит у меня перед глазами вся жизнь. А я бы и не хотела ее увидеть.

Но когда я валюсь на землю и жизнь вытекает из меня, мне вспоминается та несчастная дуреха из трейлерного парка. И что я не сдержу данного ей слова. Она будет думать обо мне так же, как я всю жизнь думала о сестре, а я ведь не виновата, что умерла.

Если, конечно, она вообще обо мне вспомнит.

– Ты покойница! – вопит Рози, и я не знаю, мне она кричит или сестре.

А потом я уже вообще ничего не знаю, а просто проваливаюсь в большую черную яму, только она вроде бы не подо мной, а наверху, и я падаю вверх к искорке света, которая горит на ее дне, в самой дальней дали.

Эта медовая питбулиха выводит меня прямо к ним. Я надеялся, что мы сумеем разобраться с этим делом без грязи, но я опаздываю, и ничего уже не поделаешь.

Мы успеваем увидеть, как высокая блондинка стреляет в Джилли, и, черт меня возьми, если ее сестра не выскакивает на линию огня и не принимает на себя пулю. На мгновение все замирает. Они даже не замечают нас с питбулихой. Блондинка опускает пистолет и круглыми глазами смотрит на мертвую подругу. А я смотрю на Джилли и вижу ужас на ее лице. Когда Джилли срывается с места, чтобы подбежать к сестре, блондинка поднимает голову. Кричит что-то и снова вскидывает пистолет.

Она целится в дух Джилли, живущий во сне, но тело ее лежит тут же. Кто знает, что станет с ним, если убить дух?

Я бросаюсь к блондинке, но питбулиха опережает меня. Она прыгает на женщину и опрокидывает ее в тот самый миг, когда раздается выстрел. Пуля уходит в сторону, рикошетом звеня по камням. Блондинка падает изогнувшись, пытаясь понять, что сбило ее с ног, вместо того чтобы смотреть, куда летит. От хруста, с которым ее голова ударяется о гранитный выступ, у меня сводит внутренности, и я понимаю, что она уже не встанет.

Питбулиха приземляется мягко. Упав на все четыре лапы, она сразу принимает боевую стойку. На прямых лапах подходит к мертвой женщине, коротко втягивает ноздрями воздух и тут же с визгом отскакивает. Похоже, убийства ей так же не по душе, как и мне. Когда она, поскуливая, оборачивается ко мне, я уже в человеческом облике.

– Ты не нарочно, – говорю я ей. – А ее надо было остановить. Я не успел, а то бы сделал то же самое.

Ее темные глаза неотрывно смотрят на меня, и я вижу в них, что мои утешения не помогают. Это дело долго будет преследовать ее. Я знаю, что она думает: с каждой отнятой жизнью мы становимся меньше. Вот чего многие просто не понимают. Да, надо прекращать насилие и убийства, но если прибегать для этого к насилию и убийствам, вы только ухудшаете положение.

Медовая блондинка поворачивается к Джилли, склонившейся над телом сестры. И я смотрю на нее. Джилли поднимает голову, руки у нее в крови, в глазах боль и недоумение.

Я знакома с насилием, хотя много лет прошло с тех пор, как для меня, уличной девчонки, боль и смерть были обыденной реальностью, а не материалом газетных статей. То время позади, и в моем нынешнем опыте такого больше просто нет, если забыть о недавнем уличном происшествии.

То происшествие…

Когда Рози нацеливает на меня пистолет, я возвращаюсь в ту ночь. Замираю, будто снова застигнутая светом фар. Потом звучит выстрел, и Рэйлин падает. Ее шаг навстречу пуле, предназначенной для меня, такой же удар, как и столкновение с несущимся автомобилем.

Я уже не помню о Рози с ее пистолетом, об угрожающей мне самой опасности. Осталось одно. Я, срываясь, скольжу последние ярды по откосу и падаю на колени в сырую траву рядом с сестрой. Трогаю ее дрожащими пальцами. Все мои мысли, чувства, знания сходятся в один узкий луч, направленный на нее. Я не хочу смотреть, но не могу отвести взгляд.

Смотрю на ее разорванную грудь. На неестественно откинутую голову. На подломившиеся ноги. С ужасом вижу, что она не дышит. Что глаза у нее закатились, открывая белки. Что она мертва.

Я хочу позвать ее обратно, оттуда, куда она ушла. Куда ее забрали. Пытаюсь обхватить ее руками и поднять, но она обвисает мертвым грузом. От ее крови пальцы у меня становятся скользкими, и мне никак ее не удержать.

Не знаю, сколько времени меня нет. Опомнившись, я поднимаю голову, ищу глазами Рози и недоуменно моргаю. Над ее неподвижным телом стоит Джо, а рядом с ним – светло-желтый питбуль.

Открываю рот, но голос отказывает. Когда они здесь появились? Что с Рози? Мне смутно вспоминается второй выстрел. Она что, застрелилась?

Пистолет валяется на траве рядом с ней. В руках у Джо ничего нет. Остается Сломанная Девочка, но она так и лежит бесчувственным мешком там, где я впервые увидела ее сверху. Мне ли не знать, что она не способна поднять пистолет, тем более нажать на курок.

Под ложечкой у меня что-то резко сжимается… ко мне, ко мне…

… я смотрю на Сломанную Девочку и поспешно отворачиваюсь. Вижу, что подходит Джо. Опускается на траву по другую сторону от тела Рэйлин. В его глазах мудреца-шута сочувствие.

– Жаль, что так кончилось, – говорит он.

Я снова открываю рот, но голос не возвращается, так что приходится медленно кивнуть. Я слежу за его пальцами. Он сворачивает сигарету, закуривает, вдыхает дым и выпускает голубовато-серую струйку. Предлагает мне, но я мотаю головой.

– Нам надо вернуться в реабилитацию, – говорит он. – Все здорово беспокоятся.

Мой взгляд падает на лицо Рэйлин. Измазанными в крови пальцами я закрываю ей глаза: один, потом другой. На веках у нее остаются красные пятна – как индейская боевая раскраска. Я прокашливаюсь и наконец обретаю власть над своим голосом.

– К чертям реабилитацию! – бросаю я.

Он, кажется, собирается возразить, потом кивает.

– Ну да, – говорит он. – Нам кажется, что мы уже от всего вылечились, да?

– Это несправедливо, – возражаю я, – и ты это знаешь.

– Пожалуй. Хотя чем дольше твой сонный дух отделен от тела, тем труднее будет потом. Тебе придется расплачиваться за все это, Джилли.