2-х классных) школах, а где возможно и в начальных классах» – справедливо отмечал в своей книге Я. Д. Коблов[346].

«ТАРДЖЕМАН», татарская национальная газета российских мусульман, издавалась в г. Бахчисарае (Крым) с 1883 по 1918 г. Исмаилом Гаспринским. До конца 1905 г. «Тарджеман» оставался фактически единственным источником информации от Стамбула до Кашгара в китайском Восточном Туркестане. Издавался на русском языке и на «тюрки» – первом литературном тюркском языке нового времени. Газета существовала на средства мусульманских промышленников: братьев Рамиевых, Акчуриных и Зейн аль-Абидина Тагиева.

Среди авторов издания были: Юсуф Акчура, Дэрдменд, АхмедХади Максуди, Риза Фахретдин, Нариман Нариманов, Ферудин бей Кочерли, Али Акбар Рефибейли, Осман Акчорлаклы, Ахмед Озенбашлы, Хасан-Сабри Айвазов, Ибрахим Фехми. Фуад Кепрюлю, Зияя Гекалп, Ахмед Мухтар паша. На страницах освещались вопросы о сформировании единого татарского языка, а также статьи по истории, культуре.

Как и следовало ожидать, эти пожелания татарской интеллигенции так и остались лишь на бумаге. Лишь некоторые земства отозвались на просьбу татар-мусульман и ассигновали незначительные суммы на поддержание подобных школ, преимущественно новометодных, в которых кроме религии изучались общеобразовательные предметы.

Дело в том, что общенациональный язык татарского народа сложился только в конце XIX в. В этот период наметилось сближение различных диалектов и говоров отдельных групп татар, а в старотатарском литературном языке «тюрки» произошли большие изменения. Литературные произведения, написанные на «тюрки», были доступны только небольшой группе образованной татарской буржуазии, большинству же татарского населения был малопонятен. В итоге за основу национального литературного языка был принят казанский диалект. К этому времени уже были сформированы не только лексические, фонетические и грамматические нормы литературного языка, но совершенствовались и его основные стили: литературный, публицистический, научный, официально-канцелярский и др.

Но царское правительство не отказывалось от своих имперских и русификаторских замыслов и всячески направляло усилия против национальной самобытности и самоопределения инородческого населения. Этой цели, в частности, способствовали «Правила о мерах к образованию населяющих Россию инородцев» (1870, 1874, 1906, 1907 гг.), где было указано, что «конечной целью образования всех инородцев, живущих в пределах нашего отечества, бесспорно, должно быть обрусение их и слияние с русским народом». Все они были направлены против национальной самобытности, самосознания, самоопределения, значит на подрыв всех основ национальной жизни «инородцев».

Эти «Правила» требовали, чтобы новые мектебы и медресе могли открываться лишь при условии содержания русских классов при них. Это требование в русско-татарских школах привело с одной стороны к тому, что татары больше приобщались к русской культуре, но с другой – все это в конечном итоге содействовало политике русификации татарского народа. У значительной части татарской интеллигенции эта политика правительства вызывало бурю возмущения. Дошло до того, что в 1912 г. депутат III и IV Государственных дум Г. Х. Еникеев с думской трибуны прямо обвинил правительство в лице Министерства народного просвещения и лично Н. И. Ильминского в проведении «черносотенно-ассимиляторски-миссионерско-обрусительной тенденции: ограничения инородцев в правах, держание их в невежестве, в черном теле, материальное и духовное их ослабление, обезземеленье, искоренение родного языка, родной литературы, искоренение религиозных, племенных, бытовых особенностей, искоренение всего того, что составляет святая святых каждого народа, залог и условие его национального существования…»[347].

Хотя Я. Д. Коблов в своей книге и отрицает вину Н. И. Ильминского, поскольку, мол, именно он настаивал на преподавании в инородческой школе на родном языке инородцев. Именно им были сделаны переводы богослужебных книг для христиан-инородцев, а к татарам-магометанам Ильминский не имел никакого отношения и среди них школ не устраивал, ограничив свою задачу просвещением инородцев-христиан, которым грозила и грозит опасность татаризации и поглощения исламом. Но, в тоже время, именно Н. И. Ильминскому принадлежат слова: «Фанатик без русского образования и языка сравнительно лучше, чем по-русски цивилизованный татарин, а еще хуже аристократ, а еще хуже человек университетского образования». Поэтому он предлагал оставить медресе неизменными, а в русских школах для иноверцев преподавание вести на русском языке, без исламского компонента[348].

Здесь будет уместным сказать еще несколько слов о земских школах или земских училищах в дореволюционной России во 2-й пол. XIX – нач. XX вв. Земские школы в Пензенской губернии открылись во 2-й пол. 1860-х г. и финансировались за счет земских и общественных сборов. Имеющиеся церковно-приходские школы давно перестали удовлетворять растущие потребности населения обеспечить запросы населения в области просвещения. В 1914 г. в губернии насчитывалось 610 земских школ, в них 56,5 тыс. учеников, или 65 % от общего количества обучающихся во всех учебных заведениях губернии. В «инородческих» же школах обучение велось по системе Ильминского. Педагогические кадры для татарских школ, как правило, готовились Казанской учительской семинарией. По контингенту учащихся земские школы была смешанной, но были и раздельные школы для мальчиков и девочек. Земские школы в большинстве своем были одноклассными, с 3-летним сроком обучения. В них изучали закон Божий, русский язык и арифметику. В ряде школ преподавали гимнастику, основы ремесленного и с/х. дела. Для чтения использовались литературные произведения, книги по истории и географии России и Пензенского края. После 1917 г. земские школы перешли в ведение Наркомпросса и были преобразованы в школы 1-й ступени, сроком обучения 5 лет.

Царизм, как мы показали выше, не только препятствовал развитию национального, светского просвещения, но и не допускал желающих пробиться в гимназии, училища, университеты и т. д. Таким образом, двери для «инородцев» за редким исключением в храм науки и светской образованности были закрыты.

«Возможно ли проведение в жизнь тех предложений татар-магометан о национальной общеобразовательной школе и полезно ли осуществление их?» – вопрошал все тот же представитель казанской миссионерской школы Яков Коблов. «Прежде всего, вызывает недоумение само выражение «мусульманская национальная общеобразовательная школа»… (ибо) в мусульманской общине находятся разные народности: татары, киргизы, чуваши, башкиры, арабы и т. д. Ислам, как религию, исповедуют народности, говорящие на разных языках… и наоборот люди, говорящие одним языком, но принадлежащие к разным исповеданиям… Они (татары-магометане), тем не менее, не хотят считаться с национальными особенностями народностей, принадлежащих к исламу. С точки зрения ислама все исповедники его составляют одну нацию, одно государство, одну семью, и противополагать они могут себя не друг другу, а только людям, не исповедующим ислама. По характеру религиозных воззрений мусульман для них нет национальностей, а есть правоверные (уммет – община, государство верных) и неверные (кяфиры)… Не считаясь с национальным духом народностей, ислам нивелирует их, подчиняя каждый шаг в жизни исповедника своим правилам и предписаниям. Вот почему магометане говорят об одной мусульманской «национальной» школе»[349].

Таким