Крытая галерея третьего этажа шла вдоль стены особняка, за которой скрывался внутренний дворик. Уже стемнело, но в сумерках сквозь увитые плющом арки виднелся сад с резным каменным фонтаном. Сладко пах цветущий жасмин; над кустами летали ночные бабочки. В гнездах на карнизах затихли скворцы.

– Сюда, на верхний этаж, посетителей не пускают. Здесь я только самых близких друзей принимаю, – объяснила Форнида, когда они свернули за угол и подошли к дверям. – А вот и обеденный зал. Я украсила его в палтешском стиле, он мне о родном доме напоминает.

Майя не сразу сообразила, что от нее ожидают восхищения убранством зала: в дверях стоял Зуно, в раззолоченной ливрее дворецкого с вышитым на груди серебряным леопардом. Волосы его были пострижены и завиты, как у городских щеголей, во всем подражавших Эльвер-ка-Вирриону. В руке Зуно сжимал белый церемониальный жезл в человеческий рост высотой. При виде благой владычицы дворецкий отвесил почтительный поклон, поэтому не сразу заметил Майю, которая сумела сдержать удивленный возглас и невозмутимо встретила ошеломленный взгляд молодого человека.

– Все в порядке, Зуно? – осведомилась благая владычица, оглядывая обеденный зал.

Зуно еще раз поклонился.

В небольшом зале – шагов двадцать пять в длину и пятнадцать в ширину, – отделанном деревянными панелями золотисто-медового цвета, пахло сосновой смолой и хвоей; навощенное дерево блестело в пламени свечей. Две ступеньки огибали углубленный квадрат пола в самой середине зала, выложенный молочно-белой и серой сланцевой плиткой; там красовался обеденный стол, усыпанный цветами, а рядом с ним – два ложа с горами подушек. За жаровней в углу комнаты присматривал еще один мальчик, чуть постарше двух юных прислужников, но такой же хорошенький. На углях грелись медные блюда и чаши, от которых поднимался ароматный пар. Майя поняла, что проголодалась.

– Поди сюда, Вирри, – обратилась Форнида к мальчику у жаровни. – Хм, ты повзрослел. Такому взрослому парню не подобает благой владычице прислуживать. Ладно, я потом что-нибудь придумаю, а сейчас налей мне вина.

– Ах, эста-сайет, не могу, – возразил подросток с очаровательной улыбкой. – Боюсь, ваши любимые блинчики подгорят.

– Ты нам ужин готовишь? – удивилась благая владычица.

– Нет, эста-сайет, – почтительно вмешался Зуно, отвешивая очередной изящный поклон. – На ужин сегодня форель и запеченный вепрь, блюда из кухни принесут как обычно. А вот суп и блинчики с раками лучше готовить прямо здесь.

– Великолепно! – воскликнула Форнида, жестом пригласила Майю на ложе, а сама уселась напротив. – Зуно, придется тебе нам вина налить. А ты, Вирри, займись блинчиками. Ты и сам румяный, как блинчик! Смотри, как бы я тебя по ошибке не съела!

Майе ужин понравился – и вкусные яства, и уютная, располагающая к беседе обстановка: Форнида умела расположить к себе, хотя еще совсем недавно Майя трепетала в ее присутствии. За столом они перешучивались и хохотали, будто деревенские девушки в Мирзате. Майя разнежилась и совершенно не заметила, что Ашактиса, сидя на табурете у ложа благой владычицы, первой пробовала каждое блюдо и только потом подавала его Форниде.

Майя наелась до отвала (благая владычица похвалила ее здоровый аппетит), но вино пила умеренно. «Не хватало еще захмелеть, – подумала она. – Стыда не оберешься».

Блюда сменялись одно за другим – слуги приносили их откуда-то снизу, из кухни, – и Майя, утолив первый голод, принялась рассматривать убранство обеденного зала. Так же как на пиршестве у Саргета, обстановка говорила об изысканном вкусе хозяйки. Кричащей роскоши здесь не было, но любой, кому чудом посчастливилось бы сюда попасть («Вот как мне», – подумала Майя), отметил бы тонкое изящество богатого убранства. Вульгарные покои Сенчо так же отличались от обеденного зала благой владычицы, как постельные утехи верховного советника меркли перед ласками Эльвер-ка-Вирриона.

– Барла, дитя мое, – сказала наконец Форнида, – сходи на кухню, вели подавать десерт. Да, принеси еще орехов серрадо и липсики. Ты пробовала липсику? – спросила она Майю. – Это персиковый ликер, его в Икете делают.

Мальчик подхватил серебряный поднос и вышел из зала.

– Нет, не пробовала, – призналась Майя. – У верховного советника такого не было, хотя ему много чего нравилось.

– И что же ему нравилось? – полюбопытствовала Форнида, усаживаясь рядом с Майей.

– Ну, был такой напиток из груш и белого винограда… – Майя захихикала. – Бывало, он объестся, шевельнуться не может, так я его с ложечки поила…

– Я не о напитках говорю, – заметила Форнида. – Ты же его ублажала…

Майя откинулась на подушки и с лукавой улыбкой взглянула в загадочное, колдовское лицо:

– Да, ублажала…

– Вот и расскажи, как ты его ублажала.

Майя смущенно отвела взгляд и затеребила золотую бахрому подушки.

– Ох, здесь от свечей так душно, – промолвила Форнида. – Давай выйдем на воздух?

В серебристом лунном свете увитые плющом арки отбрасывали длинные тени на плиточный пол галереи. Прохладный воздух был напоен ароматами гардении и ленкисты. Майя без всякого смущения заключила наместницу Аэрты в объятия и горячо расцеловала, не только преисполнившись благодарности за свое чудесное освобождение, но и ощущая истинное влечение к Форниде. Благая владычица, закрыв глаза, со страстной покорностью ответила на поцелуи.

– Укуси меня, Майя! Сильнее!

Где-то вдали, над крышами, заухала сова, и Майя вспомнила Оккулу. Подруге надо помочь, но как? Если попросить Форниду, она может взревновать. «Как же лучше это сделать и когда? – размышляла Майя, сжимая в объятиях гибкое тело благой владычицы, и сама себе ответила: – Когда она получит то, чего желает».

– А как ты Сенчо ублажала? – прошептала Форнида, выскользнув из ее рук. – Он любил, когда его наказывали?

– Наказывали? Фолда, я не понимаю, – удивленно ответила Майя.

Внезапно откуда-то снизу послышался грохот, что-то со звоном упало на каменные плиты пола, испуганно вскрикнул ребенок, раздалось жуткое рычание, затопотали быстрые шаги, кто-то завопил. Зуно выбежал из обеденного зала и помчался вниз по лестнице.

Форнида невозмутимо направилась за ним, Майя бегом бросилась ее догонять. Благая владычица прошествовала вдоль галереи к лестнице, по пути заглянула в дверь обеденного зала, велела Ашактисе и своим юным прислужникам никуда не выходить, захлопнула дверь и стремительно, будто скользя, спустилась на второй этаж. Лестничный пролет оканчивался небольшой площадкой, где лестница поворачивала к коридору нижнего этажа. Невольники, собравшиеся у ступеней, возбужденно переговаривались и указывали куда-то вдаль, но, заметив благую наместницу, тут же умолкли.

– С дороги! – велела Форнида и прошествовала мимо них.

По всему коридору рассыпались лакомства, серебряный поднос валялся на полу, а мальчуган по имени Барла, опрокинутый на спину, беспомощно размахивал руками, пытаясь высвободиться из пасти огромного охотничьего пса. Еще два подростка стояли рядом, безуспешно стараясь криками отогнать чудовище. Один из них сжимал в руке цепной поводок с разорванным ошейником, второй всхлипывал: