– А что думаешь ты, Холли? – спросила жрица; она как будто бы даже не слышала слов Хании.

– Я думаю точно то же, что и он, – ответил я. – Мертвые – случается – воскресают. Но только ты знаешь всю правду, и только ты можешь ее открыть.

– Да, – проговорила она в раздумье, – мертвые – случается – воскресают, и воскресают в странном обличии; возможно, я и знаю всю правду. Завтра, когда тело будет поднято для погребения, мы продолжим этот разговор. А до тех пор вы все отдыхайте и готовьтесь встретиться лицом к лицу с правдой, как бы ужасна она ни была.

Пока Хес договаривала последние слова, серебряные занавеси сдвигались так же таинственно, как и открылись. Словно по сигналу, подошли жрецы в черном. Окружили Атене и повели ее прочь вместе со старым шаманом, который – то ли от усталости, то ли от пережитого страха – еле держался на ногах и щурил подслеповатые глаза, как будто их резал ослепительный свет. После их ухода жрецы и жрицы – все это время они стояли вдоль стен, слишком далеко, чтобы слышать наш разговор, – разделились на две группы и, продолжая петь, покинули храм; остались лишь мы, Орос да еще покойник в своем гробу.

Верховный жрец Орос жестом пригласил нас следовать за ним, что мы и сделали. И, честно признаться, я с облегчением оставил это пустынное, точно кладбище, место; как ни странно, оно казалось еще более пустынным от потоков ослепительного света: это впечатление еще усугублялось зрелищем гроба с покоящимся в нем телом, а ведь нервы и без того были сильно потрясены всем, что нам пришлось перенести. А уж как я был рад, когда мы пересекли Святилище во всю его длину, миновали окованные двери, каменный коридор и ворота, которые, как и прежде, распахнулись при нашем приближении, и полной грудью втянули в себя приятно освежающий в этот предрассветный час воздух!

Орос отвел нас в хороший, с удобной обстановкой дом, мы выпили поднесенное им зелье и тут же уснули мертвым сном. Пробудился я на удивление бодрым и здоровым. Странно только было, что в комнате горел светильник, стало быть, еще продолжалась ночь, а значит, я проспал совсем недолго.

Я попытался снова заснуть, но мне это не удалось, тогда я стал размышлять и размышлял, пока совсем не запутался. Ибо размышления были тут бесполезны: нужна правда, и только правда, «как бы ужасна она ни была», – вспомнились слова жрицы.

А что, если это не Айша, которую мы разыскивали, а некое существо, ужасное, как эта правда? Что кроется под намеками Хании? Ее дерзость, несомненно, опирается на какое-то тайное знание. А не встать ли мне и не перевязать ли руку? Нет, одному не справиться. Может быть, разбудить Лео, чтобы он помог? Что угодно, только бы отвлечься от этих мучительных размышлений в ожидании того часа, когда мы узнаем наконец правду, радостную или горькую.

Я сел на кровати, и ко мне тут же с лампадой в руке подошел Орос.

– Долго же ты спал, друг Холли, – сказал он. – Пора вставать и приниматься за дело.

– Долго? – изумился я. – Но ведь еще темно.

– Начинается уже вторая ночь, друг. Ты проспал много часов. Ты поступил благоразумно, хорошо отдохнув: кто знает, когда тебе удастся поспать снова… Позволь-ка я промою твои раны.

– Скажи мне… – начал было я.

– Нет, друг, – решительно отрезал он, – скажу только, что скоро тебе предстоит присутствовать на похоронах Хана, а потом ты, возможно, получишь ответ на свой вопрос.

Через десять минут он отвел меня в трапезную, где сидел уже полностью одетый Лео, ибо Орос разбудил его первого и велел ему приготовиться к завтраку. Орос сказал нам, что Хесеа распорядилась не тревожить нас, чтобы мы хорошо отдохнули, так как нам предстоит трудный день. Мы быстро перекусили и отправились в Святилище.

Мы снова прошли через ярко освещенный зал в эллипсоидную апсиду. Теперь здесь было совершенно пусто, убрали даже тело Хана; серебряные занавеси были задернуты, стало быть, Оракул не восседает на троне в алтарной.

– Как повелевает древний обычай, Мать отправилась отдать последний долг покойному, – объяснил Орос.

Мы прошли мимо алтаря; за статуей в каменной стене апсиды была дверь, оттуда начинался проход, который вел в зал, какие бывают в жилых домах: множество дверей, что там находились, по словам нашего проводника, служили для входа в покои самой Хесеа и ее служанок. Покои выходили прорубленными в отвесном склоне Горы окнами на сады: комнаты хорошо освещались и проветривались. В зале нас ожидали шестеро жрецов: каждый держал под мышкой связку факелов, а в руке – зажженную лампаду.

– Нам придется идти в полной темноте, – сказал Орос. – Будь сейчас день, мы смогли бы подняться по снегам, но ночью это опасно.

Он зажег факелы от лампады и дал каждому из нас по одному.

Начался подъем. Вверх и вверх – по бесконечным галереям, высеченным в скальной породе неимоверно тяжким трудом огнепоклонников. Галереи протянулись на многие мили, и, хотя поднимались они достаточно полого, понадобилось более часа, чтобы пройти всю эту анфиладу. В конце концов мы оказались у подножия уходящей ввысь лестницы.

– Отдохните здесь, мой господин, – сказал Орос, кланяясь Лео с тем особым почтением, которое он выказывал с самого начала, – ибо лестница очень крутая и длинная. Сейчас мы стоим на вершине Горы, теперь нам придется взобраться на самый верх каменной петли, что венчает эту вершину.

Мы присели в сводчатой пещере, наслаждаясь прохладой, которую несли с собой сквозняки, гулявшие по всем этим проходам, – мы были сильно разгорячены долгой ходьбой по душным галереям. Услышав сильный шум, я спросил Ороса, откуда он доносится. Верховный жрец ответил, что мы находимся рядом с кратером вулкана: даже через толщу каменной стены слышно было, как бушует огонь.

И вновь начался подъем, не очень опасный, но очень утомительный: нам пришлось преодолеть около шестисот ступеней. До сих пор мы шли по проходам, похожим на галерею в великой пирамиде, протяженностью в несколько фарлонгов[95]; сейчас же у меня было такое впечатление, будто я поднимаюсь по бесконечной спиральной лестнице под самый купол кафедрального собора, но величиной этот купол с несколько обычных, поставленных один на другой.

Иногда мы останавливались, отдыхали, затем шли дальше по крутым, высотой каждая с добрый фут, ступеням – так мы поднялись по вертикальной, башнеобразной скале, но нам оставалось еще проделать путь вверх по каменной петле. Мы последовали за Оросом; признаюсь, я был рад, что лестница проходит внутри петли, ибо чувствовал, как она содрогается под могучим напором ветра.

Наконец впереди блеснул свет – через двадцать ступеней мы оказались на площадке. Орос и еще один жрец подхватили под руки Лео, шедшего первым; на мой вопрос, зачем они это делают, Лео прокричал:

– Здесь может закружиться голова, и они боятся, чтобы я не упал. Будь осторожен и ты, Хорейс. – И он протянул мне руку.

Я уже вышел из тоннеля, и, должен признаться, если бы не своевременная помощь Лео, я бы рухнул на каменный пол – так я был ошеломлен открывшимся передо мной видом. И тут нет ничего удивительного, вряд ли в этом мире можно увидеть что-нибудь подобное.