— Вы болван, Рольфсон! — выдохнул Бастельеро, словно поменявшись с ним рвущейся наружу яростью. — Что вы видите собственными глазами? Я не был любовником Ло Ревенгар, потому что вообще никогда не был любовником ни одной женщины. Не был и не буду! Благие боги, вы же вроде вольфгардец, о них такое рассказывают… И я должен вам объяснять подобные вещи?!

— Я невиец! — рявкнул Эйнар, а потом понял, что услышал, и, не веря ушам, проговорил: — Так вы…

— Да! — бросил некромант, отводя взгляд куда-то на стену. — Я предпочитаю мужчин. Довольны? И не вздумайте даже предположить, что это уловка! По-вашему, я бы стал так позориться перед человеком, которого вижу впервые в жизни? Я от вас тоже не в восторге, знаете ли. Но изображаю учтивость ради Ло. Претемной клянусь, я женился бы на ней, будь весь мир против! Да что бы могло мне помешать? Мне, лорду Бастельеро, Избраннику Претемной Госпожи! По-вашему, я отдал ее неизвестно кому просто так?! Я делал ей предложение! Она могла стать моей женой, избежать брака с вами, а потом я дал бы ей развод по первой просьбе. Она отказалась…

— Так… — помолчав, сказал Эйнар, приходя в себя. — Но зачем? Какого йотуна вам от нее нужно? Все эти годы… В Академии, в армии…

— Вы все-таки болван, — с тоскливым отчаянием сообщил некромант. — В вашу голову вообще помещается мысль, что можно не хотеть женщину, но любить ее? Как друга, как сестру… Мы дружим с двенадцати лет, капитан. Я был уверен, что, повзрослев, мы поженимся, но потом понял про себя… Ло — единственная, кто знала обо мне всё и не оттолкнула. Все эти годы в Академии, понимаете? Она знала и ни разу не посмеялась, не обидела и не осудила. Когда я сходил с ума, выворачиваясь наизнанку от любви к якобы лучшему другу, только она спасла меня. Она самый чистый и честный человек, которого я знаю. А что касается армии… Как, интересно, я мог оставить ее там одну? Вы что, не представляете себе, что такое рейтарский полк? Ну понятно, силой ее бы никто не взял, разве что какой самоубийца, но на нее же смотрели как на добычу все, от последнего прыщавого лейтенантика до полковника. Они уже ставки делали, кто успеет первым!

— И вы пошли в армию, чтобы защитить леди? — с мрачным недоверием спросил Эйнар, чувствуя себя и вправду болваном.

— Я пошел в армию, чтобы служить своему королю и стране, — огрызнулся некромант. — Но ради Ло я устроился именно в ее полк. Притом… вы представляете, что было бы, узнай кто-то… о моих вкусах? Это Дорвенант, капитан, здесь одного подозрения в подобном достаточно для дуэли насмерть. А мне вдобавок так повезло с внешностью. Конечно, мало кто станет задирать некроманта, но достаточно грязного слуха или глупой шутки… Не убивать же какого-нибудь идиота за случайно угаданную правду? Пусть лучше думают, что Бастельеро не шляется по борделям с остальными офицерами, потому что у него ревнивая подруга-магичка.

Он перевел дыхание и продолжил, торопливо и отчаянно, словно даже рад был выговориться:

— Я подписал контракт и попал в третий рейтарский в день ее первого боя. Она спустила на отряд вольфгардцев «огненный ветер», а потом в лагере напилась, как только может напиться перепуганная девчонка. Эти сволочи уже почти начали ее делить! Знаете, чего мне стоило не глянуть ни на кого из них, как я умею? Мои проклятия даже доказать невозможно. Но я просто забрал ее в палатку, и каждый человек в этом барготовом полку поверил, что мы любовники. И уж тем более они поверили, что я прокляну любого, кто посягнет на мою женщину. Три года, капитан! Никто не прикрывает боевиков лучше, чем некроманты, мы идеальны в защите, как они — в нападении, и у Ло была лучшая защита в армии Дорвенанта, потому что лучше меня нет. Я оставил ее на три дня по прямому приказу полковника! На несчастные три дня и под защитой двух опытных боевых магов. Но этого хватило, чтобы она едва не погибла… Так что к Барготу вашу ревность. Она три года засыпала у меня на плече, чтобы не проснуться от кошмаров. Я покупал ей женские штучки и сладости, я знаю, какое белье ей нужно и в какие дни месяца ей хочется убивать и плакать, если понимаете… И если бы я мог быть мужчиной хотя бы с одной-единственной женщиной за всю мою жизнь, я бы не пожелал никого, кроме нее.

Некромант замолчал, вжавшись спиной в стену, бледный до синевы, только губы и глаза на белом лице — яркие. Несколько ударов сердца Эйнар молчал, потом с мрачной неловкостью выдавил:

— Я понял. Простите.

— Ничего, — вымученно усмехнулся Бастельеро, ничем не напоминая беззаботного улыбчивого щеголя, недавно вышедшего из-за стола. — Я даже не буду просить вас молчать, потому что, если кому-нибудь расскажете… Мои проклятия неснимаемы и недоказуемы, просто запомните это. И вот что, капитан… Вам придется смириться с тем, что у Ло есть я. Считайте меня ее братом, которому очень дорога его единственная сестра. Вы кажетесь неплохим человеком, и Ло вам улыбается, но мне тоже есть о чем вас спросить. Например, какого Баргота на ней недавние следы от кучи медицинских заклятий? Есть и другие вопросы, но этот первый в очереди.

— Узнайте у нее сами, — сказал Эйнар, оглянувшись на дверь зала. — Все равно будете говорить наедине. И больше никогда не смейте мне угрожать, милорд. Будь вы избранником хоть всех богов разом. О таких вещах я молчу не из страха. Это не мое дело, кто с кем делит постель, пока никто лишний не лезет в мою.

— Может, мы и поладим, — хмыкнул Бастельеро, а потом слегка поклонился Эйнару как равному. — Пора возвращаться в зал, капитан, не будем заставлять Ло волноваться.

Наверное, все Семеро Благих оторвались от дел, услышав молчаливую молитву Ло, потому что капитан и Маркус вернулись в зал так, словно ничего не произошло. Разве что некромант был бледнее обычного, но, возможно, Ло это показалось. Умница Аманда, сообразившая, что происходит что-то странное, заговорила о новой моде на мужские жилеты из узорчатого атласа, Маркус поддержал со знанием дела, потом подали шамьет, и обед наконец благополучно закончился.

— Я привез, что ты просила, драгоценная, — небрежно сообщил Маркус, когда из зала вышли все, кроме Ло и капитана. — Но сначала — письма и подарки.

И, повернувшись к Рольфсону, предложил:

— Может быть, поднимемся наверх? Я ценю ваше позволение поговорить с Ло наедине и тем более не хотел бы им злоупотреблять.

Капитан кивнул. С момента возвращения в зал он почти не разговаривал, отделываясь краткими ответами, если к нему обращались впрямую, и Ло это очень не нравилось. Казалось, что сдержанное напряжение висело между ее мужем и почти братом прямо в воздухе, как темное облако. И рассеять его Ло не могла, даже не представляла как.

В комнате, которую ему отвели, Бастельеро расстегнул дорожную сумку, небрежно брошенную на кровать, и подал Ло нежно-розовый конверт, от которого поплыл запах цветов, пояснив:

— От леди Мелиссы.

Ло торопливо надорвала тонкий край, стараясь не задеть листок внутри. Достала его и жадно вчиталась в легкие, словно летящие строки, написанные изящным почерком со множеством завитушек. Пожелания здоровья и семейного благополучия, сдержанный рассказ, как благоволит к Мелиссе ее величество… Ло сама не знала, чего ждала, но тем более сильным было разочарование. Такое письмо могла бы написать любая из ее светских знакомых. Безупречно изысканное, словно списанное из руководства по этикету, и столь же совершенно безликое, чужое… Нет же, девочка, должно быть, просто пишет, как ее учили! Мелисса всегда была старательной ученицей и безупречно воспитанной леди, а должность фрейлины наверняка отточила в ней понятие об этикете до совершенства. Вот здесь, когда она говорит об ухаживающем за ней графе Дортмундере, в холоде интонаций прорезается живое чувство. Граф прислал ей новый сборник стихов со своими комментариями, он так тонко чувствует поэзию! И на балу по случаю Зимнего Солнцестояния Мелисса обещала ему целых три танца, что этикет позволяет незамужней девушке отдать чужому мужчине…