– Пока не потребовала. А в один несчастный день пошлет тебя на панель.

– Убирайся, Этьен!

– Как скажешь…

– Спасибо, что заглянул.

– Ты все та же зануда.

– Стараюсь.

Нина уже жалеет, что погорячилась. Ей хочется задержать его и начать разговор с нуля. Этьен пришел предложить решение, у него были добрые намерения. Нужно, чтобы он понял: она останется в приюте, с Лили.

– Я кое-кого встретил, – сообщает он с порога.

– Желаю счастья.

– Звони в любой момент… Номер прежний…

– Я не включаю телефон.

Они обмениваются последним взглядом. Нина касается ладонью его щеки, он целует ей пальцы.

* * *

Этьен идет вдоль отсеков псарни. Двое молодых людей смывают шлангами грязь, волонтерка пристегивает поводок к ошейнику метиски колли и ведет ее гулять. На табличке, прикрепленной к решетке, записаны данные постояльца: ДЕББИ; ПОРОДА ОХОТНИЧЬЯ, СМЕШАННАЯ; СУКА, СТЕРИЛИЗОВАНА. Род. в 1999-м, В ПРИЮТЕ С 2001-го. Две другие собаки лают, виляя хвостами.

Лили окликает Этьена из своего кабинета:

– Видели Нину?

– Да.

– Она сказала, что ей страшно?

– Да.

– Вы ее друг Этьен?

– Да.

– Легавый?

– Угу…

– Сможете остановить психа?

– Нет.

– Решили дождаться, когда он ее убьет?

– Не вам мне приказывать, мадам. Я знаю, кем вы были и чем занимались.

– Это только мое дело, молодой человек.

Он сразу пожалел о сказанном, вина не на нем и не на этой несчастной, но доброй тетке.

– Извините…

– Принимается. Проехали…

– …

– Нина хорошая малышка. Когда мы встретились, она была самым жалким созданием на свете. Не стойте столбом, заходите и выпейте чашку кофе на дорожку.

Этьен подчиняется, садится в раздолбанное кресло напротив хозяйки приюта, она убирает бумаги, ставит на стол две кружки с дымящимся напитком. Элиана Фолон одета в зеленые нейлоновые брюки и длинный свитер с желтыми и розовыми помпончиками. Волосы убраны назад и скручены в фантазийный пучок большой черной заколкой.

– Вы читали мое дело? – спрашивает она.

– Конечно. Вас обвиняли в покушении на убийство.

– Он был грязным подонком.

– Я вас не сужу.

– Еще как судите, мой милый! Вы позволили себе прокурорский тон…

– …

– Но я вас простила.

– Как вы попали в это странное место? – интересуется Этьен.

– Я освободилась десять лет назад. Надзирающий офицер – мой куратор – нашел мне работу в Ла-Комели. Место уборщицы на заводе «Магеллан». Потом случилась одна история с собакой, я познакомилась с бывшей директрисой и через какое-то время сменила ее на боевом посту. Коротко говоря, собаки спасли мне жизнь. Теперь я их спасаю.

– Почему вы помогаете Нине?

– Она напоминает одну малышку из моей прошлой жизни. Ее выручить из беды я не сумела, сутенер меня опередил. Всегда замечаю страх в глазах девушек, Нина не исключение.

Этьен сжимает кулаки, до крови ранит ногтями ладони. Он ничего не знал… Тот еще друг, одно название, а не друг.

– Кого вы хотели укокошить?

– Моего любовника.

Ответ Лили удивил Этьена, он думал, она скажет: «Моего сутенера…» или «Моего сожителя». Женщина весело хохочет.

– Ну и рожа у вас! Я пошутила. Он был грязный тип. Однажды утром мы полаялись, мне не понравились его слова и слишком увесистая затрещина, и я пустила ему кровь. Он, слава богу, не подох, но шрам остался шикарный. От судьбы он не ушел, поймал от кого-то шальную пулю. «Оказался не в том месте не в то время», – скажете вы, а я возражу: «Добрый Боженька выбрал именно то место и тот момент, чтобы выдворить его со сцены».

29 декабря 2017

Мы сидим, обняв колени, на солнечной стороне парома, плывущего в Палермо. Этьен слева, Нина в центре, я справа. Воздух теплый, море наблюдает за нами. Устроились мы удобно, прислонились к бортовому лееру и созерцаем.

– Сто лет назад была Первая мировая война. Шла с 1914-го по 1918-й.

– С ума сойти, Нина, твоя голова по-прежнему полна всяких… всякого. Ты не меняешься, и я от тебя тащусь, как говорит мой сын. С чего ты вдруг задумалась о войне?

Нина улыбается и приоткрывает один глаз.

– Сама не знаю. Траншеи, прошедшее время… Когда мы перестали праздновать вместе наши дни рождения, оно вдруг стало тянуться бесконечно медленно. У меня в голове впервые наступила тишина. Когда-то мы всё обсуждали, а потом вдруг – бац! – и ничего.

– Я никогда не запоминал даты, – говорит Этьен и закуривает.

Нина умирает от желания отнять у него сигарету, задуть огонек зажигалки, но не решается.

Я, как обычно, молчу, и мне хорошо. Они не спросят почему, так повелось с незапамятных времен.

– Зачем вы потащились со мной? Почему делаете все это для меня? – спрашивает Этьен. – Я всегда вел с вами обоими нечестную игру.

– Нечестную?! – восклицает Нина. – А как же твой визит в приют 2 января 2003-го? Не знаю, что ты сделал и что произошло, но оно произошло!

– О чем это вы? – удивляюсь я.

– О том дне, когда я тебе звонил, – объясняет Этьен. – Ты был в Кальяри с моей сестрой. Помнишь?

– Как такое забыть? Мы тогда разговаривали в последний раз.

– Так вы в тот день общались?! – Нина всплескивает руками, прикрывает ладонями рот, как маленькая девочка.

Я улыбаюсь и не произношу ни слова.

Этьен закрывает глаза, вытягивает ноги.

Он вспоминает, как Элиана Фолон зыркнула на него зелеными глазами, дав понять, что следует поскорее заняться Эмманюэлем Дамаммом, чтобы к Нине вернулось хоть какое-то подобие нормальной жизни.

Уйдя из приюта, он зачем-то позвонил Адриену, и тот сразу снял трубку.

– Я был уверен, что ты сменил номер… – удивляется Этьен.

Они ни разу не виделись после жесткой ссоры в пивной «Лотарингия».

– Зачем? Никто, кроме Луизы и моего издателя, не пытается со мной связаться.

– Я подумал, что мне ты точно не ответишь… – сокрушается Этьен.

– Ты мог позвонить только по поводу Нины. У тебя есть новости, да?

– Да. Я ее видел. Живьем.