– Может, и так.

– Попробуй хоть раз подумать наперед.

– Я обычно так и стараюсь.

– Вот видишь. И сейчас так сделай. Настало время испытать силу человеческой души[123].

– Ладно-ладно. Только давай без Тома Пейна. Достаточно уже и Шарлотты Корде. Я вижу нож у тебя в сумочке. Прекрати его поглаживать.

Она не сдержала смеха. Он взял ее за предплечье и легонько сжал. Пора заканчивать. Она не хотела добавлять, что у нее также был план, как заставить лопнуть пузырь, пока Ларри находится на своем посту. Он и так уже испугался – и того, что́ она говорила, и того, что это говорила она. Она знала, что он мог в любой момент заставить ее споткнуться на каком-нибудь техническом вопросе, понимала, что он позволял ей говорить об истории и политической экономии, а не об экономике как таковой. Ему эта тема тоже была интересна, и он видел: ему интересно не менее, чем ей. А раз она уделяла этим вопросам столько внимания, значит, они были важны для нее. Ларри осознал, что раньше они с Шарлотт никогда так не общались – никогда. Это было впервые.

Теперь она не могла не выдать своего невежества. Что из этого следовало, если национализировать банки? Он это знал, она – нет. Но, к счастью, в этот самый момент раздался громкий треск, похожий на раскат грома, – как оказалось, тронулся лед на Ист-Ривер.

Все, кто был в ресторане, бросились к окнам на западной и северной сторонах и заголосили при виде этого зрелища: белый лед разломался на части и, вздыбившись огромными неровными льдинами, плюхнулся обратно в черную воду и двинулся на юг, к острову Говернорс и Нарроусу. Почему весь сразу? Почему сейчас? Кто-то сказал, что несколько часов назад был минимальный прилив, а теперь течение быстро отступало и вода подо льдом спадала. Вот как это случилось – так же как и два, и пять, и восемь лет назад. И во время ледникового периода. Весна набирала силу – прямо у них на глазах. Глядя на раскрасневшиеся лица окружающих, Шарлотт видела эротическую и даже сексуальную эйфорию, настоящее мартовское безумие. Струнный квартет «переключил передачу» и теперь выдавал что-то яростное из Шостаковича. Красные губы, сияющие глаза, взволнованные голоса. Весна была равносильна сексу. Черная вода выплескивалась из-под белых кромок, и гигантские льдины разлетались во все стороны. Никогда еще здесь не видели такого течения.

Ларри выглядел так же, как и остальные: бледная веснушчатая кожа студента-отличника вспыхнула, точно его охватил стыд или он пробежал стометровку. Это было не из-за Шарлотт и не из-за реки – он думал о ее плане. Тот сливался у него в голове с удивительным зрелищем грохочущих льдин, уносящихся в черной воде, словно в самом потоке истории. Он чувствовал, каково это – быть частью этого, находиться в гуще такого хаоса. Она подняла руку и легонько ущипнула его за щеку. Раньше она могла лизнуть его в ухо, когда он выходил из себя. И сейчас он был все тем же – любил, когда ему делают приятно.

– Вот-вот, умник, – пробормотала она, чувствуя, как у самой горят щеки, и села на свое место. Затем посмотрела на него, немного смутившись от своего поступка, от своей развязности в обращении с ним. И тут на нее внезапно нахлынули воспоминания, будто вырвались из-подо льда. – Подумай над этим, – добавила она. – Будь готов. И приготовь своих людей.

– Среди этих людей должны быть и члены конгресса, на которых мне придется рассчитывать, – заметил он, подсаживаясь к ней с легкой улыбкой. – Десерт?

– Да, – согласилась она неуверенно. – Десерт с коньяком.

– Ну конечно.

Если земную атмосферу сжать до плотности воды, то она окутает Землю слоем толщиной примерно в тридцать футов. На самом же деле она тянется на одиннадцать миль, а потом становится очень рассеянной, изменяясь от тропосферы к стратосфере. При этом среда обитания человека достигает высоты примерно в пятнадцать тысяч футов, то есть три мили, – выше нее люди погибают. Так что подумайте о целлофановой оболочке баскетбольного мяча, но не забывайте, что все еще думаете слишком вольно, когда сопоставляете мяч в целлофане и Землю, закутанную в атмосферу.

Между тем воздух довольно легок в сравнении с водой, он легко перемещается над земной поверхностью, пока Земля вращается вокруг своей оси. Если происходит один оборот, то есть прошли сутки, то поверхность в районе экватора смещается на 600 миль в час. Поэтому даже удивительно, как воздух остается в таком покое, однако инерция, сопротивление и прочее приводят к тому, что струйные течения достигают сотен миль в час и направлены преимущественно на восток, примерно по тому же принципу, что и вода, вытекающая из шланга, лежащего на земле, – иными словами, почти хаотично, но группируясь вокруг странных точек притяжения, то есть на самом деле не так уж хаотично. Но воздух – материал легкий, и хотя, смещаясь вокруг Земли, он движется подобно океанским течениям, его движение более порывисто.

Так было всегда, но, если добавить в систему тепла, все ее компоненты получают больше энергии. Так что погода всегда была полна аномалий, но после подъема мировых температур вследствие мощных выпусков углекислого газа в атмосферу человеческой цивилизацией она стала еще необузданнее. Долгое время на Землю поступало на 0,6 ватта на квадратный метр энергии больше, чем исходило, это ее нагревало, и в итоге котелок стал закипать. Но обратите внимание, что эта дополнительная энергия не препятствует похолоданиям лишь потому, что повышается средняя температура; увеличение количества энергии также увеличивает и буйство круговоротов воздуха, а достаточно крупные круговороты изгоняют прочь сам воздух, создавая области низкого давления, и поверхность под ними в отсутствие воздуха становится чрезвычайно холодной. Отсюда и штормовые явления всех сортов: ураганы, циклоны, торнадо, грозовые штормы, метели, засухи, жара, ливни, холодные фронты, гребни высокого давления и так далее. В общем, вы поняли.

Итак, в XXII веке люди по всему миру отмечали погодные катаклизмы, уничтожавшие все, что они пытались создать, – включая урожаи и почву, на которой те всходили. На уровне моря, поднявшемся к своей текущей отметке сорока годами ранее, жалкие попытки людей и других живых существ что-то восстановить были слишком уязвимы перед супербурями, относимыми к новым категориям, – их называли то «классом 7», то «силой 11», то «верховным звездецом». В тропических поясах строительство вызывало сомнения изначально, а теперь, с учетом сильных штормов и бесполезности посттолчкового восстановления, новые природные условия просто разбивали прибрежные города подчистую. Манила-2128, Джакарта-2134, Гонолулу-2137 – вот особенно наглядные примеры смерти и разрушений, которые стали возможны, когда стихия возобладала над инфраструктурой.