могла найти в постели удобного положения; что бы это могло быть? Монсеньор Кельхен заявил, что это колика от метеоризмов. Этот ураган внутри длился без остановки пять часов, а затем ушел так же внезапно, как и начался, непонятно почему и для чего. Бог защити вас от чего-то подобного: и императорское терпение, и медицинская наука были уже у предела разумного»{671}.

К концу месяца Этьен Фальконе доложил императрице о продвижении работ над долгожданной конной статуей, объяснив, что вторая отливка оказалась успешной после исправления некоторых проблем, с которыми он столкнулся. Он пригласил императрицу посетить его студию, чтобы увидеть «продукт одиннадцати-двенадцати лет труда»{672}. Он также напомнил ей, что ему еще не заплатили за мраморный бюст великого князя и покойной великой княгини Натальи. Похоже, Екатерина не вняла просьбе Фальконе посетить его студию, так как в письме 1778 года скульптор говорит о статуе как об «объекте, которого [Ваше императорское величество] еще не видели»{673}.

В отличие от Фальконе, великая княгиня Мария Федоровна быстро выполнила первейшую задачу своего прибытия в Санкт-Петербург. 21 декабря 1777 года, с рождением первого внука Александра, начался новый период жизни Екатерины.

14. Внуки и другие приобретения

(1777–1779)

Я леплю из него смешную маленькую личность, которая делает все, что я хочу.

Екатерина II о своем внуке Александре

Через два дня после рождения Александра Павловича Екатерина с радостью написала Гримму:

«Вы знаете монсеньора Александра?.. Готова спорить, что вы не знаете монсеньора Александра — по крайней мере, того, о каком я собираюсь вам рассказать. Это не Александр Великий, но Александр очень маленький, который только-только родился, 12 числа сего месяца, без четверти одиннадцать утра. Другими словами, великая княгиня только что родила сына, которому в честь святого Александра Невского дали пышное имя Александр и которого я зову монсеньор Александр»{674}.

Все задавленные материнские инстинкты Екатерины — задавленные императрицей Елизаветой, распорядившейся двумя ее первыми детьми сразу же после их рождения, и необходимостью скрывать роды в случае рождения сына от Орлова — вылились в любовь к этому внуку. Но то была не только любовь. Екатерина остро чувствовала, что наконец-то появилось маленькое человеческое существо, которое она могла целиком формировать сообразно своим идеалам и теориям — и никто не имел права вмешаться.

Она всегда понимала, что Павел был надломлен и физически, и духовно ранним переходом в руки Елизаветы и ее помощников с их старомодными взглядами, с пеленанием и перегревом комнат. Екатерина твердо решила, что подобного вреда не нанесут Александру, которого она с самого начала была намерена превратить в своего достойного преемника. Ко времени его рождения у нее сложились четкие представления о том, как нужно обращаться с детьми. Многое было почерпнуто из книги «Emile» Жан-Жака Руссо, опубликованной в 1762 году, и идеи эти были диаметрально противоположны практике, которая применялась при воспитании ее собственного сына. Конечно, она записала их:

«Детей не следует одевать и кутать слишком тепло ни зимой, ни летом.

Лучше, чтобы дети ночью спали без головного убора.

Детей как можно чаще следует обмывать холодной водой.

У них должна быть легкая обувь без каблуков.

Первый год полезно держать головку и ножки раздетыми.

Хорошо бы научить ребенка плавать, как только он достаточно подрастет.

Пусть дети как можно чаще выходят на свежий воздух.

Позволяйте им как можно реже быть у огня, даже зимой.

Позволяйте им играть на ветру, на солнце и под дождем без шапки.

Детская одежда никогда не должна быть тесной, особенно в груди»{675}.

В некотором роде Екатерина поступила с внуком примерно так же, как Елизавета с Павлом, взяв на себя всю ответственность по уходу за ним с самого его рождения. Не могло быть и речи о том, что Александр — просто сын Павла и Марии Федоровны. После своего отца он должен был унаследовать огромную империю, и его воспитание было делом настолько важным, что вмешательство личных соображений, таких, как отцовские и материнские чувства (в особенности со стороны молодых, неопытных родителей) было исключено. По крайней мере, так считала Екатерина; и родители Александра, не имея права выбора, могли только подчиниться ее плану. За рождение ребенка они получили награду в виде большого поместья, известного как Павловск, к югу от Царского Села, включающего пятнадцать тысяч акров девственного леса.

Однако узурпация ребенка Екатериной не была столь деспотичной, как у Елизаветы. Павел и Мария Федоровна всегда имели больше доступа к своим детям, чем когда-либо позволялось иметь Екатерине, но им не разрешали принимать никаких решений, касающихся детей. Первую неделю жизни, до крещения 20 декабря (один из крестных — король Фридрих Великий — отсутствовал), Александру позволили провести в покоях матери, хотя Екатерина немедленно забрала его сразу же после рождения, чтобы обмыть и проследить, как его заворачивают — очень легко и без всякого свивальника. Затем его уложили