— Ну, — сказал мальчик, — вот как все это было. Господин Гёфле взял меня с собой к господину Стенсону, чтобы я ему посветил; вы знаете господина Стенсона, глухого, который ничего не слышит и живет все в том дворе?

— Да, да, знаю; говори побыстрее, да не ври, не то отберу лошадку.

— Так вот, я ждал господина Гёфле в спальне у господина Стенсона, где топилась печка, а господин Гёфле громко-громко говорил с ним в соседней комнате.

— О чем же они говорили?

— Не знаю, я не слушал, я играл с огнем в печке. А потом вдруг туда к ним пришли какие-то дяденьки и сказали вот так: «Господин Стенсон, целый час вас ждет господин барон. Почему же вы не идете? Идите с нами сейчас же!» И тут все стали браниться.

Господин Гёфле говорит: «Господин Стенсон не пойдет; у него времени нет». А господин Стенсон говорит: «Надо пойти, я ничего не боюсь, я пойду». А господин Гёфле говорит: «Я с вами пойду». Тогда я туда вошел, оттого что побоялся, как бы не сделали плохого господину Гёфле, а там стоят трое… нет, шестеро дядей, и все одеты как слуги…

— Трое или шестеро?

— Или четверо, уж я не успел сосчитать, испугался, но господин Гёфле сказал мне: «Уходи!» и вытолкал меня на лестницу, а вдогонку бросил связку бумаг, только этого никто не видел. Быть может, он хотел, чтобы никто не узнал, что он мне подарил эти бумажки, а я-то их подобрал, а потом улизнул, вот и все!

— И ты, дурачок, не сказал мне, что господин Гёфле…

Христиан не счел нужным закончить свою мысль, наспех собрал бумаги, запер их в свой ящик, вытащил ключ и бросился бежать, тревожась об адвокате, неожиданно попавшем в водоворот непонятных и необъяснимых событий.

Нильс опять заплакал было, испугавшись, что останется один с марионетками, которые, при всей своей привлекательности, внушали ему некоторый страх, когда Гёфле, встретив Христиана в коридоре, вернулся с ним вместе в медвежью комнату. Гёфле был бледен и взволнован.

— Да, да, — сказал он Христиану, осыпавшему его вопросами, — закроем двери. Дело становится очень сложным. Где Нильс? Ах, вот и ты, малыш! Куда ты дел бумаги?

— Он делал из них кораблики, — ответил Христиан, — но я их спас; вот они тут, рваные в клочки, но ничто не пропало. Что это за странные письма, господин Гёфле, и почему в них речь идет обо мне?

— О вас? Вы уверены?

— Совершенно уверен.

— Вы их прочитали?

— Не успел. Стараниями господина Нильса это стало делом нелегким. Да к тому же и почерк такой, словно кот нацарапал. Но я их все-таки прочту. Господин Гёфле, в них — вся тайна моей жизни!

— Правда? Да, я подозревал, я даже уверен был, Христиан, что речь в них идет о вас! Но я дал слово Стенсону, когда он мне вручил их, не знакомиться с содержанием этих бумаг до смерти барона или его собственной.

— Зато я, господин Гёфле, никому не давал обещаний, бумаги эти случайно оказались у меня в руках, я спас их от уничтожения, они принадлежат мне!

— Да неужели? — улыбаясь, воскликнул Гёфле. — Ну что ж, я ведь, собственно, не успел договорить мою клятву, когда в комнату вошли… Нет, нет, я и впрямь дал вчера клятву, но это касалось другого врученного мне предмета; а вот про эти листки могу сказать, что не договорил клятвы хранить их в тайне. К тому же Стенсон как раз собирался мне все открыть. Мне приходилось писать свои вопросы, чтобы не кричать в разговоре с бедным глухим. Я рассказывал ему о вас, о своих догадках и все время чувствовал, что за нами следят. Вы, должно быть, нашли мои карандашные заметки на отдельных листках?

— Да, так мне показалось. Но прочитайте же письма.

— Ах, это письма? Дайте-ка… Нет, лучше их припрятать. Мы окружены врагами, Христиан, за нами следят. Я уверен, что комнату Стенсона уже перерыли и разграбили. Ульфила куда-то увели. Как знать, не нападут ли сейчас и на нас!

— Напасть на нас? Вполне возможно. Пуффо только что пытался затеять со мной ссору из-за пустяков. Он поднял на меня руку, а карманы у него были набиты золотом. Пришлось этого мужлана вытолкать в шею.

— Напрасно. Надо было его связать и запереть. Сейчас он, должно быть, уже спелся с головорезами барона. Ну, Христиан, первое дело — тайник для этих бумаг!

— Э, тайник, как всегда, ни к чему.

— Неверно.

— Тогда ищите, господин Гёфле, а я займусь оружием, это будет вернее. Где же эти пресловутые головорезы?

— Кто их знает! Я видел, как Юхан и его прихвостни вышли вместе со Стенсоном, и я сам запер вход во внутренний двор; но они могут явиться со стороны озера, благо по нему сейчас можно ходить, как по полю; быть может, они уже здесь. Вы ничего не слышите?

— Ничего. Да и зачем им к вам приходить? Давайте же спокойно поразмыслим о нашем положении, а потом уж будем волноваться.

— Не можете вы ни о чем поразмыслить, Христиан, потому что вы еще ничего не знаете! А я-то знаю… или мне кажется, что знаю: барон хочет во что бы то ни стало узнать, кто вы такой, а когда он узнает… кто скажет, что тогда придет ему в голову? Быть может, он велит вас держать взаперти, пока не передумает. Только что арестовали Стенсона — да, да, именно так, арестовали. Сперва Это звучало как вежливое приглашение из уст этого канальи Юхана, а потом, когда старик испугался и замешкался, а я пытался его не пустить, вошли несколько лакеев и уволокли бы его силой, если бы он вздумал сопротивляться. Тогда я решил идти следом. Я полагал, что в моем присутствии его не посмеют тронуть, что я останусь при нем даже в покоях барона, что я, наконец, если понадобится, созову на помощь гостей барона. Я даже несколько обогнал лакеев, уводивших Стенсона, но заплутался в тумане и вернулся; вдобавок я не мог решиться оставить вас одного. Я подумал, что ежели барон вздумает вырвать у Стенсона какое-то признание, он начнет с того, что попытается его уговорить по-хорошему, а мы тем временем успеем прийти ему на помощь. Итак, идемте, Христиан, но раньше, чем действовать, нам надо разгадать суть тайны… Поэтому станьте на страже у двери, взломать-то они ее не посмеют, черт побери! Вы правы, я ведь Здесь у себя. Никто не имеет права тащить меня к своему барину, как беднягу управляющего. И под каким предлогом они решились бы на это?

— Будьте спокойны, господин Гёфле. Входная дверь очень крепка, дверь в спальню — не хуже. За вход на потайную лестницу я отвечаю — буду за ним следить. Читайте же, скорее читайте. К тому же у нас-то с вами всегда найдется предлог, чтобы явиться в замок: кукольный спектакль пока что не отменен.

— Да, верно, верно, пора узнать, где мы и кто мы! — воскликнул Гёфле, увлеченный азартом расследования, в котором и кроется все искусство профессии адвоката. — Я быстрее соберу клочки и разберусь в этой головоломке, чем вы, Христиан: это ведь мое ремесло. Пять минут терпения — вот все, что я у вас прошу. А вы, господин Нильс, помалкивайте: впрочем, можете пошептаться с куклами.

И Гёфле с удивительной быстротой принялся соединять друг с другом оборванные клочки бумаги, раскладывать письма по датам, заодно пробегая их глазами, вникая в их смысл и с поистине орлиной зоркостью всматриваясь в каждую строку, в каждый неожиданный штрих таинственного досье, то бросая Христиану какой-то вопрос, то спрашивая о чем-то самого себя, чтобы восстановить в памяти то или иное событие.