Он встал и вышел из сада, снова направляясь к берегу реки, где выбрал тропу, тянувшуюся вдоль всех царских владений. Прошел свои ворота, поравнялся с садом своей матери. Но не зашел, а продолжал идти мимо ее причала и ворот. Натолкнулся на группу стражников. Они спросили, кто он, и тут же пропустили. Сам того не желая, он ускорил шаг, потом перешел на бег. Слева замерцали, весело подмигивая ему, огни ее сада, он свернул на широкую аллею и побежал под высокими деревьями. В пиршественный зал он заходить не стал, а сразу срезал угол и побежал налево, к ее частному входу. Телохранитель его величества преградил ему путь.

– Приветствую вас, царевич короны. Прекрасная ночь сегодня. Хотите получить аудиенцию у фараона?

Тутмос кивнул, глядя через плечо стражнику, туда, где серебрился в свете факелов тихий коридор.

– Единый у себя?

– У себя. Можете войти.

Он шагнул в сторону, и Тутмос вошел внутрь, медленно, осторожно ступая по пустым коридорам, но внутри у него все горело, и он улыбался. У громадных двойных дверей, рядом с грубо вытесанной статуей Хатшепсут, он остановился снова. Перед ним встали двое ее телохранителей.

Ее глашатай поднялся со своего места и поклонился ему.

– Приветствую вас, наследник.

– Приветствую тебя, Дуваенене. Великий Гор уже почивает?

– Думаю, что нет, но собирается.

– Я хочу ее видеть. Доложи обо мне.

Дуваенене скользнул в комнату, прикрыв за собой двери, но не до конца. Приветливый луч желтого света лег Тутмосу на ногу. Он услышал приглушенные голоса и ее легкий смех, потом Дуваенене вышел и кивнул страже. Те подняли копья и встали смирно.

– Входите, – сказал глашатай, и Тутмос, пройдя мимо него, оказался в комнате.

Он бывал здесь раньше, но нечасто. Теперь царевич был возбужден, и ему показалось, будто он окунулся в ее духи; мирра словно струилась из ее тела, ложа, занавесей и даже серебряных стен. Далеко в конце комнаты тьма боролась со светом ее ламп, и он заметил черные верхушки деревьев за балконом. Не отходя от дверей, он поглядел на нее. Она стояла у ложа, одетая в ночную сорочку, гладкий белый лен спускался прозрачными складками от плеч до самого пола. Ее голова была непокрыта, и когда она повернулась ему навстречу, ее короткие иссиня-черные волосы, чуть завивающиеся над шеей, сверкнули. Он глянул на столик у ложа, где лежали ее браслеты и шлем, но его взгляд скользнул дальше, к шкатулке из золота и бирюзы, где на мягкой подушке покоились символы царской власти – гриф Нехбета и кобра Буто. Они переливались и дразнили его со своего голубого ложа. Он отвел глаза и поклонился.

Она слегка склонила голову в ответ.

– Вечер добрый, Тутмос! Странное ты выбрал время для аудиенции! Может, ты хочешь, чтобы я оделась и пошла с тобой на ипподром продолжать наше состязание? Придумал, на что еще поспорить?

Вид его ей не понравился. Он был как в бреду, не отрывал от нее глаз. В глубине его зрачков тлело незнакомое пламя, как будто он побывал в храме Бастет и выпил там маковой настойки.

Он подошел ближе, нерешительно ступая.

– Ваше величество, я хочу поговорить с вами наедине. Отошлите, пожалуйста, Нофрет.

Хатшепсут слегка покачала головой:

– Что-то мне не хочется оставаться с тобой наедине, Тутмос. Не хочу тебя обидеть, но я тебе не доверяю. Нофрет никуда не пойдет.

Он развел руками.

– Я не собираюсь причинять тебе зло, Хатшепсу. Я просто хочу поговорить. Если ты почувствуешь, что тебе грозит опасность, позовешь стражу. Дуваенене сидит у твоих дверей и позовет на помощь, если понадобится.

Его губы слегка изогнулись.

– Ты меня боишься?

– Нет, не боюсь. Но ради безопасности моей страны я не должна тебе доверять. Как бы там ни было, я уже не глупая девочка.

Она умолкла, размышляя.

– Хорошо. Нофрет, можешь идти. Ступай к себе и жди, пока я тебя не позову.

Они молчали, пока Нофрет поклонилась, попятилась к двери, открыла ее и исчезла в коридоре.

– Ну вот. Чего ты хочешь?

Было видно, что ей не терпится выслушать его, отправить прочь и лечь спать.

Мгновение он стоял, не зная, что делать; больше всего ему хотелось броситься на нее и стиснуть ее в своих объятиях. В этот самый миг он спросил себя, что он делает, но тут она улыбнулась ему ободряюще и вопросительно подняла бровь. Тутмос подошел ближе.

– Может, выпьем вина за разговором? – спросил он. – Или я так и буду стоять?

Она наклонила голову.

– Вино справа от тебя, и стул там же. Ты что, болтать сюда пришел, Тутмос?

– Может быть. У меня есть предложение.

Он повернулся и налил себе бокал вина. Выпил его одним глотком и налил другой, чувствуя, как она потешается над ним.

– Вот как? Я заинтригована. Говори.

Он сел, спрятав свои длинные ноги под стул. Ему хотелось, чтобы и она тоже села.

– Перейду сразу к делу, ваше величество, чтобы не держать вас на ногах перед постелью. Вот что я хочу сказать. Мы договорились, что однажды вы отдадите мне Неферуру, чтобы я мог править.

– Да.

– Но я никогда ее не получу, я это знаю.

– Ну а я – нет. Не пытайся прочесть мои мысли, Тутмос.

– Мы оба знаем и то, что я уже почти взрослый. Когда я стану совершеннолетним – а это случится уже скоро, – я не спеша возьму все, что мне причитается, и ты бессильна будешь меня остановить.

– Тебе это, может быть, известно, а мне нет. Во имя Амоа, Тутмос, что ты задумал?

– Почему бы нам не править вместе?

Она медленно опустилась на ложе, взгляд ее сразу стал подозрительным.

– Что-то я не совсем понимаю, к чему ты клонишь. Говори. Он взмахнул рукой:

– Все очень просто. Есть способ разом покончить со всеми нашими разногласиями к удовольствию обоих. Мы поженимся. Отведи меня в храм сама, я возьму двойной венец и стану законным правителем.

Она долго смотрела на него, ничего не понимая. Тутмос глядел на нее, его глаза горели пламенем, которое несколько минут назад было всего лишь двумя желтыми точками в зрачках. Его красивый подбородок выпятился вперед, мускулы непроизвольно напряглись.

– Это что, дурная шутка?

Она вдруг подняла свой бокал и протянула его вперед. Он налил ей вина и снова сел. В комнате стало очень тихо.

– Вовсе нет. Мне не придется ждать, когда ты отдашь мне Неферуру. А ты освободишься от груза ответственности и от страха передо мной.

– Все не так просто, – сказала она. – Нет, совсем непросто. Твой отец пришел ко мне когда-то с теми же словами, которыми пытаешься завоевать меня ты, Тутмос. Я была тогда молода и неопытна и потому согласилась пойти с ним в храм, но он получил ничего не значащую корону и видимость власти. Однако я не настолько глупа, чтобы поверить, будто ты так же мягок и податлив, как он. И я не смогу уже править без того, чтобы ты вечно не вмешивался в мои дела. Выйдя за тебя замуж, я немедленно перестану быть фараоном и сделаюсь божественной супругой, и тогда уже бессмысленно будет сражаться с тобой. Ты будешь держать Египет – а стало быть, и меня – в полном подчинении.