– Согласен, – с нарочитым спокойствием произнес Марч.

– Человек, который убил Генри в припадке гнева, подстроил смерть старика Пилгрима, вытолкнул Роджера из чердачного окна, выбрал для себя козла отпущения. Можно еще вспомнить барана в кустах. Роббинс идеально подошел на эту роль – гашиш в ящике умывального столика, бумажник Генри в комоде и убедительное самоубийство в финале. Моди полагает, что все происходило именно по такому сценарию. Я не говорю, что она права, но что-то мешает мне сказать, что она ошибается. Если Моди не ошибается, – Эббот снова пожал плечами, – то мы упускаем убийцу. Это первое, но есть и второе. Тигрица ощутила вкус крови, и это сошло ей с рук. Веселенькая перспектива перед нами открывается, не так ли? Пока мы, как я вижу, ничего не можем с этим поделать, если, конечно, письмо не выведет ее из равновесия и она не выдаст себя своим поведением.

– Это письмо едва ли что-то нам даст, – сказал Марч. – Она могла написать это письмо и двадцать других писем, но тем не менее не имеет отношения к смерти Клейтона. – Он резко сменил тон: – Будем придерживаться фактов. Есть обвинение против Роббинса, которое удовлетворит любого присяжного, но нам нечего предъявить Лоне Дэй.

Лона Дэй открыла дверь и вошла в кабинет. За письменным столом сидел инспектор Марч. Верхний свет падал на его густую светлую шевелюру и на большую руку, лежавшую на сложенном листе писчей бумаги. Справа, у торца стола, примостился сержант Эббот, державший наготове карандаш и блокнот. Он поднял голову, но не встал, а лишь окинул Лону долгим холодным взглядом. Слева, как всегда безмятежная, отстраненная и чопорная, сидела мисс Сильвер, заканчивавшая третий ряд серого чулка для старшего мальчика племянницы Этель. Связанный и тщательно отутюженный синий свитер уже лежал в ящике, в котором прежде хранил свои сорочки Генри Клейтон. Завтра, если все будет нормально, мисс Сильвер упакует свитер и отнесет его на почту. Время было рассчитано точно. Если посылку отправить завтра утром, то Этель получит ее с первой почтой в день своего рождения.

Мисс Дэй мельком взглянула на моток серой шерсти, лежавший на коленях мисс Сильвер, и подошла к стулу, на котором сидела в прошлый раз. Не успела она сесть, как на столе зазвонил телефон. Марч снял трубку, из которой тотчас зарокотал густой бас, хорошо слышный в комнате. Слова, однако, разбирал только Марч.

– Что ей нужно? – спросил Марч, и в трубке снова зарокотало. – Э-э, хорошо, я буду здесь, – выслушав, сказал Марч. – В какое время, вы говорите?.. Понятно. Значит, она скоро приедет. До этого я так или иначе буду свободен. – Он положил трубку на рычаг и повернулся к Фрэнку Эбботу: – Меня хочет видеть какая-то женщина. Они не знают, по какому вопросу. – Потом он обратился к Лоне: – Мисс Дэй, я просил вас прийти, потому что хочу вам кое-что показать. Возможно, вы сможете помочь нам опознать эту вещь.

Было видно, что Лона Дэй несколько удивлена.

– Я? Ну конечно, если я смогу быть полезной… Но я не знаю…

– Спасибо.

С этими словами инспектор Марч поднял лист со стола. Под ним лежал клочок обгоревшей бумаги, покрытый карандашными каракулями. Письмо было повернуто так, чтобы Лона Дэй смогла прочесть написанное.

– Вы не поможете нам с этой штукой, мисс Дэй? – спросил Марч. – Вы когда-нибудь видели это письмо?

Лона Дэй взглянула на клочок бумаги. Потом подняла голову. В серо-зеленых глазах отразилось чувство, весьма похожее на удивление. Фрэнк Эббот, внимательно следивший за мисс Дэй, истолковал ее взгляд именно так.

Мисс Сильвер стучала спицами, не спуская глаз с Лоны Дэй. Но наблюдать было, собственно говоря, нечего. Если мисс Дэй и испытала потрясение, она очень умело его скрыла. Одна рука ее лежала на колене, на темной материи платья, вторая – на краю стола. Руки не шевельнулись, костяшки пальцев не побелели, на лице не дрогнул ни один мускул. Однако мисс Сильвер продолжала смотреть.

– Я должна это прочитать? – спросила Лона. – Что это значит?

Марч ответил многозначительно и серьезно:

– Это письмо. Вам известно, где его нашли?

– Нет. Откуда я могу это знать?

– Я не знаю. Это письмо было найдено в дымоходе камина в комнате, где обычно ночевал Генри Клейтон. Была сделана попытка сжечь это письмо, но сквозняк занес его в дымоход, и оно уцелело. Прочтите его, будьте любезны.

– Конечно, я могу его прочесть, – без промедления ответила Лона, – но все же, что это значит?

– Почерк изменен. Это приглашение на прощальное свидание. Так как место встречи не указано, то мы можем принять, что свидание было бы не первым.

Лона Дэй одарила Марча восхищенным взглядом:

– Как вы умны!

Не прозвучали ли в этом вопросе издевательские нотки? Сержант Эббот не был в этом вполне уверен.

Марч удержал при себе свои мысли на этот счет. Ему вообще не нравилось все это дело, и, даже занимаясь им, он не переставал удивляться, как он смог уступить аргументам, которые его разум считал абсолютно несостоятельными. Нет, он не превысил бы свои служебные полномочия, если бы предъявил это письмо, имеющее какое-то, пусть даже весьма отдаленное, отношение к убийству Генри Клейтона, всем, кто находился той ночью в доме. Но его ум с беспощадной ясностью подсказывал ему, что все, что он сейчас говорил и делал, было основано на гипотезах, которые он не принимал и не разделял. Другими словами, мисс Сильвер просто использовала его, а он позволил ей это сделать. Столь унизительное положение бесило его сверх всякой меры. Он все делал правильно. И не стал бы возражать, если бы делал все это по собственному разумению, но он подчинился чужой воле. Единственное, что он мог сделать – это довести дело до конца, невзирая на растущее внутреннее сопротивление. За всеми его действиями сейчас стояло желание покончить с этим делом раз и навсегда, исключив всякую возможность возобновления давления.

Обуреваемый всеми этими неприятными мыслями, он посмотрел в манящие глаза мисс Дэй и сказал:

– Это письмо написали вы?

Глаза вспыхнули, рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак, голос зазвенел от гнева:

– Конечно, нет!

Никто не смог бы сказать, что такая реакция была неожиданной – именно ее следовало ожидать от невиновной женщины. Если бы она не взорвалась гневом, а отреагировала неестественным спокойствием, то, возможно, Марч поверил бы в то, во что до сих пор был поверить не в состоянии. Но если он имел право предполагать, что она была любовницей Генри Клейтона, а возможно, и его убийцей, то невинная женщина имела такое же право на гнев.

– Понимаете, я должен был задать вам эти вопросы как человеку, который находился в доме, когда был убит Клейтон.

Щеки Лоны Дэй вспыхнули румянцем. Глаза сверкнули. Не всякому дано стать воплощением гнева, но Лоне Дэй это удалось. Она произнесла низким, звенящим голосом:

– Да, я находилась в одном доме с человеком, известным своими любовными похождениями, а значит, у меня тоже была с ним интрижка! Я в это время присматривала за двумя больными людьми, но это же не могло удержать меня от греха! Я находилась в доме, когда его убили, и это, конечно же, означает, что это я его убила!