Он пошарил в планшете блока связи. Вытащил засунутый в его чехол блокнот с какими-то пометками:

— Вот это, пожалуй, подойдет. Ты помнишь рисунок наизусть?

— Не беспокойся. — Циньмэй горько улыбнулась. — Этого я уже не забуду. Так вот, я воспроизведу рисунок. И оставлю его. В городе. В гостинице какой-нибудь. В мотеле. А ты сейчас заберешь эту… вещь и будешь ждать. Где хочешь, только не надо идти за мной. И ждешь моего звонка. По блоку связи. Хотя — нет! Вы все собираетесь вместе и ждете моего звонка. Вызова. Я должна убедиться, что все мы будем играть на равных. Я не хочу, чтобы вы…

— С нами не будет Кайла, — напомнил Сухов.

— Господи, действительно, он же там… С людьми Джея. — Цинь тряхнула головой, словно просыпаясь после дурного сна. — Его. Его надо найти. Я знаю… как. Надо, чтобы все, обязательно все… — Она снова замолчала. Снова глаза ее стали пустыми. — Нет. Ничего не выйдет. Не получится.

— А вдруг все-таки и выйдет и получится? А, Цинь? Мы ведь все-таки люди. Сапиенсы.

— Ну что ж… — Китаянка снова пересилила себя и, снова тряхнув головой, продолжила: — Значит, когда я буду уверена, что вы все в сборе, я назову вам место, где я оставила… рисунок.

— И мы все вместе отправляемся его читать и переводить, — облегченно вздохнув, подтолкнул ее мысль к завершению Павел.

— Нет!!! — Циньмэй вскрикнула, как от боли. — Этого — ни в коем случае! Вы все расходитесь в разные стороны. И не говорите друг другу, кто куда. Но не выключаете свои блоки связи. А ты забираешь мой рисунок и зачитываешь с него свой перевод. Всем остальным. Я буду контролировать через мой блок. А там, может, обменяемся парой слов по радио и… И дальше — пусть каждый поступает как хочет. У нас останется что-то около суток. Чтобы что-то сделать. Или чтобы не делать ничего.

— Будет проще, если ты сразу скажешь нам без всяких рисунков и тому подобного — что ты там вычитала, — почесав в затылке, преложил Павел.

Цинь молчала секунду-другую.

— Я и сама об этом подумала. Но нет. Пусть будет твой перевод — профессиональный. Остается, видишь ли, слабая надежда. Надежда на то, что я по-своему, по-шамански поняла все шиворот-навыворот. Я напишу. Напишу рядом на рисунке и свой перевод. Я многое дала бы за то, чтобы все это было просто моей ошибкой.

— Ну что же. — Павел молча сложил кубики «Джейтеста» в сумку — отдельно от янтарного короба — и стал не без труда устраивать Ларец в походной сумке. — Расходимся прямо отсюда или тебя подбросить до города? У меня машина на шоссе, тут недалеко.

— Нет. Лучше сейчас, — покачала головой Цинь. — Я хорошо ориентируюсь здесь. И до города доберусь, пожалуй, побыстрее тебя. А еще мне надо встретиться с Кайлом.

Она повернулась и вышла из комнаты. Только на пороге повернулась и сделала тонкой рукой почти незаметный прощальный жест.

* * *

Трое сидели в придорожном круглосуточном кафе-автомате. Столик перед ними был завален горкой опустошенных одноразовых стаканчиков из-под кофе и обертками от бутербродов. У всех вид был основательно невыспавшийся.

— Если бы у меня был еще час свободного времени, я бы и сам точно вышел на Цинь, — мрачно заметил Том, с отвращением рассматривая остатки кофе на дне последнего стаканчика.

— Ты думаешь, что тогда дело бы повернулось иначе? Мне кажется, что уж скорее мы с нею как женщины поняли бы друг друга, — возразила Марика.

— Но уж вышло как вышло, — мрачно резюмировал Сухов. — Одного не хватает только — это чтобы опять она по пути передумала. Все-таки неприятно, когда не поймешь, от чего помрешь.

— Типун вам на язык, — вяло пожелала ему Марика.

Павел повернулся к Тому:

— Коробочка, кажется, уже сделала свое дело. Будет лучше, если она снова вернется к декану Васецки. Хотя, думаю, к ней в ближайшее время проявят самый невообразимый интерес ваши коллеги, господин Роббинс.

— И коллеги полковника Стырного, — устало добавил Том. — Но так или иначе, лучше будет поместить «Джейтест» в место ненадежнее. Кто знает, на сколько таких вот тренировочных циклов он рассчитан?

— А пока первое, что я сделаю, после того как мисс Циньмэй разрешит нам заняться своими делами, это помещу вещь, — Павел кивнул на сумку с треклятой шкатулкой, — в университетский археологический запасник: его довольно хорошо охраняют, как это ни странно. В случае чего там его и найдут компетентные лица. — Он помолчал немного. Потом вздохнул: — Предлагаю пари: по-моему, все мы уже сообразили, что в общих чертах сказано в той, последней инструкции, которую прочитала Цинь. Давайте напишем свои гипотезы на этом вот листочке. — Он вырвал страницу из своего блокнота. — Только вот так, как это делаю я. Чтобы не видел никто другой. А потом загну листок вот так, чтобы следующий не прочитал, и передаю листок, скажем, вам, Марика. А вы — Тому. А потом, когда я зачитаю перевод истинной команды, вскроем этот… э-э… пакет. Это — почти то, что у студентов называется игрой в «балду».

Невеселая игра едва успела закончиться, когда блок связи Сухова наконец зазуммерил. Павел спрятал многократно сложенный листок во внутренний карман куртки и поднес трубку к уху.

— Да, — подтвердил он. — Мы все в сборе. За исключением декана Васецки. Подтвердите, дамы и господа.

Цинь терпеливо выслушала голос каждого из трех, потом распорядилась:

— Теперь на минуту выйдите из эфира все, кроме Павла. Я назову ему место, где оставила записку. Никто не должен знать, куда он пойдет. Так надо. А потом расходитесь и ждите его вызова. У всех должны быть равные права.

— Слушаюсь и повинуюсь, — устало сказал Том и, щелкнув переключателем, положил свою трубку на стол.

Марика последовала его примеру.

— Готово? — спросила Циньмэй.

— Готово, — ответил Сухов.

Он тоже порядком устал от идиотской конспирации.

— Мотель «Кедры», — определила Цинь местонахождение своего послания. — Это на пересечении Второй авеню и…

— Я знаю, где это, — прервал ее Павел.

— У дежурного — конверт на твое имя. Это все. Жду твоего вызова. Удачи тебе.

— Спасибо, — вздохнул Павел.

* * *

Снова от того места, где сходит на нет заброшенный проселок, пешком, по берегу речки к озерам. Холодному Соленому и Ледяному Пресному. Вдоль черных, словно выгоревших опушек. Туда, где начинаются скалы.

Только уже не Кайл Васецки — заблудший ученик Мира Джея, а загорелая, похожая на угловатого подростка девушка спускалась по незаметным тропкам в переплетении заросших кустарником ложбин и высохших, забытых русел.

А сам Кайл издалека, из-за деревьев кустарника, надежно скрывавших его, даже стоящего в полный рост, от чужих глаз, смотрел, как быстро и уверенно находит Циньмэй правильный путь в этом серо-зеленом лабиринте, и который раз думал о том, как давно, Господи, это было тогда, в первый раз, когда еще мальчишкой он, почти на чистой интуиции распутывая присказки-подсказки Квинта, выискивал этот путь.