Моррис не обратил на это ни малейшего внимания. Судя по всему, он был полон решимости добить Годалминга.

— Моррис, опомнись! — крикнул Сивард, напрасно стараясь придать своему дрожащему голосу уверенные докторские нотки. — Если ты его убьешь, тебе придется об этом пожалеть.

— Прошу, останови его, — повернулась я к графу.

Артур, погубивший мою лучшую подругу, не вызывал у меня никаких чувств, кроме ненависти, но мне вовсе не хотелось быть свидетельницей того, как человека забивают до смерти.

«Прошу, прекрати это», — повторила я, на этот раз мысленно и подкрепила просьбу взглядом.

Я знала, только граф может остановить избиение. Но в ответ он бросил на меня равнодушный взгляд и ничего не предпринял.

«Это не мое дело», — прозвучал в моем сознании его бесстрастный голос.

Граф повернулся и взглянул на фон Хельсингера, сжимавшего пистолет в трясущихся руках. Я думала, он собирается ударить Квинса пистолетом по голове и спасти Годалминга, но вместо этого он отступил на два шага и начал целиться в графа. Медленно, словно не понимая, что делает, старый немец принялся спускать курок. Похоже, он не ожидал, что курок пойдет так туго. Ему даже пришлось использовать оба пальца. Дуло пистолета меж тем моталось в воздухе. Шанс на то, что фон Хельсингер попадет в цель, был ничтожен, но он мог поразить любого из нас.

— Отойдите в сторону, Харкер, — взвизгнул фон Хельсингер. — Сейчас я пристрелю этого дьявола.

«Смотри на меня, Мина, — раздался в моем сознании беззвучный приказ. — Смотри на меня».

Пистолет в руках фон Хельсингера приковывал мой взгляд, но ослушаться графа было невозможно, и я перевела глаза на него.

По губам его скользнула едва заметная улыбка. В следующее мгновение прогремел выстрел. Джонатан схватил меня за плечи и оттащил в сторону. Я не видела, в кого или во что попала пуля. Когда эхо выстрела стихло, я поняла, что тошнотворные звуки кулачных ударов прекратились. Квинс оставил свою жертву и вскочил на ноги.

Фон Хельсингер дрожал как осиновый лист, глаза его, казалось, вот-вот выскочат из орбит. В руке он по-прежнему сжимал пистолет с дымившимся дулом. Глаза графа сияли так ярко, как никогда прежде.

— Ничего не кончено, Мина, — произнес он, глядя на меня. — Конец никогда не наступит.

«Нам принадлежит вечность», — безмолвно добавил он.

Пуля пробила ему грудь, но на рубашке не было ни единой капли крови. Вместо крови из раны повалил белый пар. Выражение его лица оставалось спокойным и безучастным, взгляд был неотрывно устремлен на меня. Вдруг его тело начало блекнуть, подобно живописным полотнам, выцветающим под действием времени. Разница состояла в том, что сейчас этот процесс проходил с головокружительной скоростью. На наших глазах тело графа лишилось красок и обрело прозрачность. Теперь он выглядел в точности так, как на фотографии, сделанной в доме Гаммлеров. Потом испускавший жемчужное сияние силуэт стал утрачивать четкость очертаний, превращаясь в белое облако, подобное тому, что когда-то проникло в окно клиники. Еще несколько мгновений — и облако бесследно растаяло в воздухе, присоединившись к сонму невидимых человеческому глазу созданий.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем свидетели этого поразительного явления обрели дар речи. Фон Хельсингер пробормотал что-то по-немецки, а Сивард откликнулся: «Аминь». Судя по их потрясенным лицам, они никак не ожидали, что результат выстрела окажется именно таким.

Окаменевшие словно статуи, мы смотрели на место, где только что стоял граф. Никто не решался двинуться с места. Моррис первым шумно вздохнул, напомнив всем прочим о необходимости дышать. Фон Хельсингер, сотрясаясь всем телом, уронил руку с пистолетом, и Артур с неожиданным проворством подскочил к нему и выхватил оружие из его дрожащих пальцев. В следующее мгновение дуло оказалось направленным прямо в грудь Морриса. Артур без колебаний спустил курок.

Моррис рухнул на колени. На лице его застыло удивленное выражение. Годалминг вновь прицелился в грудь своей жертвы. Моррис вскинул руки, умоляя о пощаде. Его убийца не опустил пистолет, однако второго выстрела не потребовалось. С непроницаемым выражением лица Годалминг наблюдал, как глаза Морриса закрылись, а тело, только что исполненное силы, обмякло и распростерлось на земле.

Джон Сивард бросился к Моррису и, опустившись на колени, разорвал на нем жилет и рубашку, обнажив рану, из которой хлестала кровь. Увидев в левой части мускулистой выпуклой груди темное отверстие, Сивард безнадежно присвистнул.

— Господи боже, — пробормотал он, и я поняла, что медицина здесь бессильна.

— Если вы можете извлечь пулю, я закрою рану, — сказала я.

Доктора посмотрели на меня как на сумасшедшую, потом удивленно переглянулись.

— Она способна залечить рану, — подтвердил Джонатан. — Я видел, как она это делает.

Сивард приложил руку к шее Морриса, пытаясь нащупать биение пульса, но глядя на его уныло сгорбленную спину, я поняла, что попытка безуспешна.

— А воскрешать мертвецов она умеет? — спросил он с кривой усмешкой.

Слишком поздно, догадалась я. Жизнь оставила тело Морриса в то самое мгновение, когда пуля пробила его сердце. Артур заслуженно пользовался славой меткого стрелка.

— Это не сойдет вам с рук, — повернулась я к убийце. Пистолет, который он держал в руке, не внушал мне ни малейшего страха. Я знала, выстрелить в меня он не посмеет.

В этом опухшем от побоев человеке невозможно было узнать прежнего лорда Годалминга. Лицо Артура превратилось в один сплошной синяк, заплывшие глаза казались маленькими красными щелочками. Судя по перекошенному окровавленному рту, мощные кулаки Морриса сломали ему челюсть и лишили нескольких зубов. Теперь его кошмарная внешность и гнусная сущность полностью соответствуют друг другу, злорадно подумала я.

— Все, кто здесь присутствовал, видели, что бывший любовник моей жены едва не убил меня, — хладнокровно изрек он. — Я всего лишь защищал свою жизнь. Если вы решите утверждать обратное, мне придется напомнить вам, что свидетельство беглой пациентки психиатрической клиники вряд ли может быть признано заслуживающим доверия. Вы согласны со мной, джентльмены? — добавил он, обведя всех прочих взглядом.

И фон Хельсингер, и Сивард хранили молчание. Джонатан подошел ко мне и взял за руку.

— Мы с Миной уходим отсюда, — бросил он.

Я резко стряхнула его руку, чувствуя, как внутри у меня поднимается волна ярости. Прежде столь же жгучую жажду мести возбуждала во мне только Урсулина. Вероятно, Джонатан понял, что со мной творится, ибо счел за благо отойти в сторону. Я ощущала, как бушующий во мне огонь ненависти наполняет меня силой. Мысленно я представила, как, перелетев через комнату, впиваюсь зубами в шею убийцы и сосу его кровь до тех пор, пока он не превращается в труп. Если в случае с Урсулиной я ограничилась аккуратным разрезом, теперь я собиралась действовать как настоящая хищница. Мне хотелось дать своему гневу полную волю, грубо разорвать кожу убийцы и причинить ему невыносимую боль. Отомстить за Люси. Отомстить за Морриса.