Хотя Деларей не выступил открыто против Боты и Британии, мало кто сомневался в том, что рано или поздно он это сделает — вопрос был лишь во времени. Бота не знал, что он ожидает вестей из Германии и что из Вискирхе на помощь Деларею готовится вылететь «Ассегай». Сообщение о дате вылета дирижабля должны были передать из Берлина через мощную радиостанцию в контролируемом немцами Свакопмунде, небольшом городке на юго-западе, у границы с Южной Африкой.

В Вискирхе, полным ходом шла погрузка. Граф Отто фон Мирбах и Альфред Лутц всю ночь корпели над грузовой декларацией. В расчетах своих они исходили из допущений и полагались главным образом на интуицию: ни тот ни другой не имели опыта полета на дирижабле над пустыней Сахара в летние месяцы, когда температура колеблется от пятидесяти пяти градусов по шкале Цельсия в полдень до нуля в полночь.

Суммарный объем несущего газа, водорода, составлял 2,5 миллиона кубических футов, но дирижабль должен был ежедневно выпускать большое количество газа, чтобы компенсировать вес сжигаемого топлива, иначе воздушный корабль сделается слишком легким, станет неуправляемым и поднимется в верхние слои атмосферы, где экипаж погибнет от холода и недостатка кислорода. Основные резервуары были заполнены до краев: 549 850 фунтов горючего, 4680 фунтов масла и 25 000 фунтов водяного балласта. Экипаж, состоявший из двадцати двух мужчин и одной женщины, вместе с багажом весил в общей сложности 3885 фунтов. Теоретически это позволяло принять на борт 35 800 фунтов полезного груза.

После недолгих раздумий граф Отто решил отказаться от 7000 мин в пользу дополнительного количества золота. В конечном счете именно золото должно склонить чашу весов в их пользу. Всю наличность перевели в восемнадцатикаратные золотые монеты, половину которых составили британские соверены, а другую — германские рейхсмарки. Монеты поместили в небольшие холщовые мешочки, которые, в свою очередь, уложили в прочные, с надежно закрепленными крышками патронные ящики. Ящиков в итоге набралось 220 штук. Каждый весил 110 тройских фунтов — примерно такой груз приходится на каждого африканского носильщика во время сафари. На протяжении довольно долгого времени золото оценивалось в американских долларах, и несколько десятилетий цена его оставалась фиксированной и равнялась двадцати одному доллару за чистую унцию. Цифры графу Мирбаху давались легко: его груз стоил около девяти миллионов долларов, что, даже с учетом вызванного разразившейся войной текущего хаоса на валютном рынке, в переводе на фунты стерлингов составляло два миллиона.

— Да за эти деньги буры будут мне мило улыбаться до конца жизни!

Отто лично следил за тем, как грузчики аккуратными рядами расставляют ящики по всей длине грузового отсека «Ассегая» и крепят к болтам. Сверху он распорядился поставить коробки с боевыми патронами и крейты с пулеметами «Максим».

Когда все ящики были закреплены, обнаружилось, что в дирижабле остается слишком мало свободного пространства и экипаж с трудом сможет передвигаться по кораблю и исполнять обязанности. Чтобы решить проблему, Отто приказал убрать переборки между кабинами и снять скамьи, тем самым не оставив команде иного варианта, как спать во время полета на деревянном настиле. Разобрав обе рубки — радио и штурманскую, — он перешел к осмотру находившейся под носовой частью командной гондолы. Три уборные демонтировали, в результате чего в распоряжении двадцати трех участников полета осталась лишь одна-единственная — в целях экономии граф решил не проводить различий между мужчинами и женщинами, старшими офицерами и поварами-индийцами. Участь уборных постигла и прачечную, вдвое уменьшилась кухня, где Отто оставил лишь небольшую электрическую плиту — чтобы разогревать суп, варить кофе и готовить по утрам кашу. Молоко взяли сухое; недостаток привычных, изысканных продуктов компенсировали колбасой, холодным мясом и галетами. Алкоголь граф распорядился не брать. В общем, в конце его инспекции «Ассегай» мало походил на себя прежнего, напоминая скелет, на который нарастили самое необходимое.

Состоявшийся перед самым отлетом прощальный обед проходил в ангаре, где стоял «Ассегай», под массивной серебряной громадиной дирижабля. В последнюю минуту один из лимузинов, за рулем которого сидел одетый в униформу шофер, доставил из замка Еву. Она была в летном снаряжении: высоких ботинках, перчатках и шлеме с защитными очками. Шофер нес чемодан, который составлял весь ее багаж.

До ее прибытия экипаж не подозревал, что она отправится вместе с ними. Благодаря красоте и очарованию Ева давно стала всеобщей любимицей, поэтому приветствовали ее тепло и искренне. Хенни Дюран не видел ее с момента возвращения из Момбасы на «Адмирале». Грубый, неотесанный крестьянин, он поклонился и поцеловал ее руку. Товарищи Хенни не удержались от гиканья и смеха, и Дюран, словно мальчишка, залился румянцем. Ева была тронута и даже почувствовала легкий укол совести за то, что сознательно ввела Хенни в заблуждение, притворившись, будто не поняла значения его встречи с бурским генералом.

Граф Отто окликнул ее, и Ева заняла место рядом с ним, во главе стола. Мирбах представил свою подругу в качестве талисмана экспедиции. Слова его были встречены аплодисментами и одобрительными восклицаниями. Все радовались и рвались в полет, который воспринимался не иначе, как грандиозное воздушное приключение.

Стол ломился от баварских деликатесов. Лишь спиртное присутствовало в ограниченных количествах: граф Отто хотел, чтобы во время полета все сохраняли ясную голову. Тосты поднимались легким светлым пивом. Ровно в 21.00 граф Отто поднялся.

— Ну вот и все, друзья мои! Пришло время отправиться в Африку!

Ответом ему был очередной взрыв восторженных возгласов. В считанные минуты команда поднялась на борт и заняла места согласно штатному расписанию. Дирижабль еще раз прошел взвешивание и вернулся к причальной мачте. Из импровизированной радиорубки Отто вышел на последний контакт с Берлином. Кайзер лично пожелал ему удачи, напоследок сказав: «Да поможет вам Бог!» Выключив радиопередатчик, Отто приказал Лутцу запустить двигатели. Носовой трос убрали, и «Ассегай» неспешно поднялся в золотистые летние сумерки и лег на курс 155 градусов.

За последние недели они столь детально разобрали маршрут полета, что никакой необходимости обсуждать что-либо теперь не было. Лутц в точности знал, что требуется от него и его людей. Не включая огней, «Ассегай» поднялся на максимально безопасную высоту в десять тысяч футов, проплыл над Бодензее и, взяв курс на юг, около полуночи, в паре миль от Савоны, пересек береговую линию Средиземного моря, после чего продолжил движение в южном направлении, придерживаясь прибрежных итальянских городов, мерцавшие огни которых отлично просматривались в расположенные по левому борту иллюминаторы.

Пролетая над Сицилией, «Ассегай» поймал сильный попутный ветер, который быстро перенес его через море к некоей безымянной ливийской пустыне чуть западнее Бенгази. Восход солнца застал Еву у передних окон смотровой гондолы; она завороженно наблюдала за тем, как гигантская тень дирижабля стремительно проносится над горными гребнями и барханами простиравшегося внизу унылого бурого ландшафта. «Африка! — безмолвно ликовала она. — Жди меня, любовь моя, я возвращаюсь».