Но то был повод заговорить о чем-то другом: ведь о семье Менедем явно не желал беседовать. Всеми силами пытаясь завязать легкую болтовню (хотя вообще-то талантом поддерживать такого рода разговоры был наделен от природы его двоюродный брат), Соклей продолжал:

— Хотя нынешний урожай, конечно, и не настолько хорош, чтобы мы смогли выручить за вино шестьдесят драхм за амфору, если повезем родосское в Великую Элладу.

— Угу, — ответил Менедем и устроил целое представление, показывая, как он занят управлением акатоса.

«Вот тебе и завязал легкую непринужденную беседу», — печально подумал Соклей.

Рыбацкие лодки, подпрыгивавшие на волнах ярко-голубого Эгейского моря, не устремлялись прочь при виде «Афродиты» — во всяком случае, большинство из них. Рыбаки знали, что немногие пираты осмелятся вторгнуться в хорошо патрулируемые воды рядом с островом Родос.

— Мы можем гордиться нашим флотом, — снова попробовал завязать разговор Соклей.

— Да. Определенно.

И снова Менедем ответил так, будто его тяготило каждое произнесенное слово.

Соклей сдался и молчал все то время, пока галера огибала самый северный мыс Родоса, проходила мимо гавани родосского флота и входила в закрытые воды Великой гавани, из которой отплыла этой весной.

Тогда Соклей сказал:

— Хорошо вернуться домой!

— Что ж, так и есть, — признал Менедем, и Соклей, который начал уже гадать, услышит ли он когда-нибудь от двоюродного брата больше пары слов, почувствовал облегчение.

Однако Менедем был больше настроен общаться с гребцами, сидевшими по десять человек с каждого борта:

— Давайте, ребята, поработайте на совесть! Весь полис будет на вас смотреть, а ведь нет такого родосца, который не знал бы, как управляться с веслом!

Это подбодрило гребцов, и они показали, на что способна хорошо сбитая команда. Когда Менедем направлял «Афродиту» к открытому причалу, гребцы следовали задаваемому Диоклеем ритму с безупречной точностью.

— Греби назад! — закричал келевст, и гребцы проделали это столь же гладко, как и все остальное. Вскоре келевст закричал: — Суши весла!

И они выполнили и эту команду.

Моряки швырнули канаты людям на пристани, и те быстро пришвартовали акатос. Соклей бросил по оболу каждому рабочему и еще одну маленькую серебряную монету — знакомому парню, сказав ему при этом:

— Радуйся, Летодор. Беги в дома Лисистрата и Филодема и дай им знать, что «Афродита» благополучно вернулась домой. Думаю, они вознаградят тебя еще лучше.

— Спасибо, о почтеннейший. Я все сделаю. — Летодор сунул монету в рот и быстрой рысцой припустил прочь.

— Теперь уже недолго, — сказал Соклей Менедему.

— Что верно, то верно. — Его двоюродный брат все еще стоял между рулевыми веслами, как делал в плавании, и барабанил пальцами по рукояти правого весла. — Может, все еще и обойдется, — проговорил он, словно пытаясь убедить самого себя. — В конце концов, мы получили прибыль, и хорошую прибыль. Никто не может этого отрицать.

— Никто и не будет этого отрицать, — сказал Соклей. — Вот увидишь. И ты еще твердишь, что это я чересчур беспокоюсь!

Менедем переминался с ноги на ногу, пока оба они ожидали, когда их отцы придут в гавань. Соклей отдал морякам остаток жалованья и, во избежание недоразумений, записал, сколько кому было выплачено.

Наблюдая за Менедемом, Соклей подумал: «Я бы не дергался, как будто меня кусают блохи, даже если бы мне нечем было заняться. Может, мне бы и хотелось так поступить, но я бы постарался сдержаться».

Заплатив Диоклею, он пожал руку келевсту и сказал:

— Надеюсь, следующей весной ты снова отправишься с нами.

— Я тоже на это надеюсь, молодой господин, — ответил начальник гребцов. — В плавании скучать не приходилось, правда?

— Ну если только изредка, — ответил Соклей, и келевст засмеялся.

— О боги, — тихо проговорил Менедем. — Вон идет отец.

Он не моргнув глазом атаковал римскую триеру, но задрожал при виде человека средних лет, приближающегося к «Афродите».

Соклей помахал рукой.

— Радуйся, дядя Филодем, — окликнул он. — Мы вернулись благополучно, потеряв лишь одного из наших людей, и привезли круглую сумму.

— А что случилось с одним из гребцов? — крикнул Филодем.

Он адресовал вопрос не Соклею, а своему сыну.

— Радуйся, отец, — произнес Менедем. — Этот бедняга был ранен стрелой в морском бою и не выжил.

— Пираты? — спросил Филодем. — Италийские воды кишат ими. Всех этих грязных ублюдков надо распять на крестах.

Его правая рука сердито сжалась в кулак.

— Это верно, — согласился Менедем. — Но мы бились не с пиратами. Римляне послали флот, чтобы напасть на город самнитов под названием Помпеи, как раз когда мы оттуда уплывали, и одна из триер погналась за нами.

Филодем приподнял бровь.

— И вы от нее ушли? Тут наверняка потребовалось мастерство в управлении судном. Я сомневался, что ты на такое способен.

Менедем задумался над его замечанием, пытаясь решить, комплимент это или нет.

Соклей заговорил, опередив двоюродного брата:

— Мы от нее не просто ушли, дядя Филодем. Мы ее искалечили — сломали триере весла своим корпусом. Только после этого нам и удалось уйти.

— В самом деле? — спросил Филодем.

Не только Соклей и Менедем, но и множество моряков — все хором принялись расписывать подробности этой истории. Отец Менедема погладил подбородок.

— Похоже, то была неплохая работа, — признал он.

— Вот, — прошипел Соклей, — видишь?

Менедем не обратил на него внимания.

Соклей надулся, но только на мгновение, потому что увидел, что его отец тоже идет к «Афродите», и снова помахал рукой.

Лисистрат помахал ему в ответ.

— Радуйся, сын, — сказал он. — Рад снова тебя видеть. Как прошло плавание?

«Дядя Филодем не сказал, что рад видеть Менедема, — пронеслось в голове Соклея. — Может, он так и подумал, но не сказал».

— Радуйся, — ответил он отцу. — Все замечательно. Мы вернулись. Мы заработали деньги. И мы сбыли всех павлинов и всех птенцов. — Непреклонная честность заставила его добавить: — Ну, почти всех павлинов. Одна пава прыгнула в море. По моей вине.

— До чего же я рад, что мы их сплавили! — добавил Менедем. — При всей красоте павлинов — это проклятые богами твари, вот что я скажу. Так что от души сочувствую италийцам и варварам, которые их купили.

— Эти люди позаботились о том, чтобы теперь им не было проходу в их собственных внутренних дворах, так ведь? — спросил Лисистрат. — Уверен, вам обоим не терпится пойти домой и снова выспаться в мягких постелях. По себе помню: я всегда мечтал об этом, вернувшись из очередной поездки.