Например, член Тамбовского губ кома партии Разумова писала:

"Как-то мне пришлось столкнуться со 2-м Коммунистическим продотрядом. Жутко было видеть все их проделки. Они выгребают дочиста без разговоров, применяя даже насилие… притом применяя и массу незаконных арестов, не исключая красноармейских вдов с детьми. УПродКом всех волостных и сельских ходоков арестовывал. Выгружают подворно, проделывая обыск, и попутно берут, что попадет под руку, как-то: сукно, сапоги, мясо, не оставляя иногда для крестьянина ни фунта. Обыкновенно из реквизированного ничего не доходит до городов, поедают все продотряды на местах. Продотряды катаются, как сыр в масле, а если попадается спекулянт, то все устраивается так, что и волки сыты, и овцы целы. В элеваторах Тамбовской губернии хлеба лежит порядочное количество, который часто сложен сырой, и поэтому преет в складах".

Вот еще пример из доклада Тамбовской рабоче-крестьянской инспекции:

"В селе Хомутец Лебедянского уезда Лебедянский продотряд совместно с Липецким симулировал, как установил Козловский ревком, восстание, вызвал из Козлова подмогу. И воображая, что пришедшие войска потакнут их разнузданным инстинктам, в их присутствии стал притеснять граждан, бить скотину и птицу и угрожать смертью отдельным лицам. До прихода же войск Липецкий продотряд перепился, ворвался во время богослужения в церковь и убил нескольких граждан". А вот циркулярное письмо ЦК РКП(б) от 20.04.20: "Собранный у крестьян хлеб гниет на близлежащих станциях, и крестьяне волнуются. Эти волнения усиливаются тем, что при сборе хлеба реквизиционные отряды применяют недопустимые репрессии: порют крестьян, запирают их в холодные амбары, кроме того, из отобранного у крестьян хлеба начальники отрядов заставляют тех же крестьян гнать для себя самогон…"

Говорят сами за себя даже не белогвардейские, а большевистские документы.

Естественно, такие безобразия властей вызывали стихийные волнения и восстания крестьян. Тогда посылались уже другие отряды — карательные. Как происходило подавление, мы можем прочесть, скажем, в мемуарах вполне красного летчика Б. Н. Кудрина, попавшего в плен к таким повстанцам в Понарино близ Задонска:

"…Вдруг по селу поплыли тревожные перекаты набата. Все на минуту замерли. Потом все пришло в движение. В разных направлениях бежали мужчины, женщины, дети, люди гнали коров, лошадей, овец. За селом нарастала ружейная стрельба… Все двинулись на площадь, где уже было много народу, собравшегося из соседних деревень… Вся масса повстанцев, заполнявшая площадь, отхлынула, пересекла шоссе и исчезла в перелеске… Над лесом повисли пять шрапнельных разрывов, затем еще и еще. Это стреляла батарея, которая мне не была видна. Кулацкий сброд ринулся к селу. Но тут подоспели два мотоцикла с пулеметными установками. Потом появился бронеавтомобиль. Огонь разил банду безжалостно. А цепь бойцов уже подходила к селу, окружая его, не давая возможности врагу уйти к Дону. Я кинул взгляд в сторону реки. Оттуда шел на рысях отряд красных конников".

Как видно, объяснение красными историками поражений на деникинском фронте нехваткой вооружения, техники и боеприпасов лишены всякого смысла. Если этого добра на передовой и не хватало, то разве что за счет избытка у карателей блестящей экипировки для истребления безоружного крестьянства.

Что же касается аппарата власти, то для него еще тогда проблема получения жизненных благ была решена по-коммунистически. Известно, что зимой 1918/19 г. уже вовсю функционировали спецраспределители для избранных, организованные где-то еще раньше. В 1919 г. количество «совнаркомовских» спецпайков составляло около 10 тыс. Поэтому голодные обмороки наркомпрода Цюрупы, если и не легенда, то просто плод бахвальства показным аскетизмом. Или плод личной безалаберности — ведь из-за развала работы и неумения ее организовать многие руководящие работники тогда работали ночами, "не успевали" поесть, и это вошло в моду. К чисто театральным можно отнести жесты Ленина с передачей буханок крестьянских ходоков приютам. Разницу в жизни аппарата и страны мы можем найти даже и во вполне безобидных детских рассказиках Бонч-Бруевича. Там добрый дедушка Ленин кормит девочкиного котеночка белым хлебушком, вымачивая его в молочке. Там дети воротят носы от еды, и дедушка Ленин остроумно придумывает "общество чистых тарелок". Только не забудьте, что все это происходило либо в годы гражданской войны, когда в Москве и Питере кошек не осталось — поели, либо в самом начале 20-х, когда вымирало от голода Поволжье.

В связи с неудачами на Южном фронте отложились в долгий ящик планы "мировой революции". Подзаглохла и первая, «ленинская» коллективизация. Ведь этот проект базировался на национализации крупных, высокопроизводительных хозяйств, к которым насильно приписывались крестьяне, переводимые на крепостное положение "государственных рабочих". Но основная доля таких хозяйств приходилась на Прибалтику, уже потерянную, и Украину, с которой приходилось бежать. А в отношении бедных центральных губерний, где помещики давным-давно распродали свои хозяйства крестьянским общинам, первая коллективизация буксовала — община и так вроде жила коллективом, а материальной базы для окончательного отрыва от "частной собственности" недоставало.

Зато беспрепятственно развивалась и совершенствовалась система террора. 31.05 Ленин и Дзержинский публикуют воззвание "Берегитесь шпионов!", где предписывают "всем трудящимся обдумать и провести самым строгим образом меры по выявлению шпионов, белогвардейских заговорщиков и поимке их". На каждую победу белогвардейцев большевики отвечают ударом по мирному населению. Новый размах приобретает система заложничества. 8.06.19 Ленин пишет члену РВС республики Склянскому:

"Надо усилить взятие заложников с буржуазии и семей офицеров. Сговоритесь с Дзержинским".

Но кроме таких мер, вводится и новая форма репрессий — "расстрелы по спискам". Когда без всяких «формальностей», без всяких приговоров, судебных или внесудебных, даже без допросов и предъявления обвинений люди брались сразу для расстрела. Эта волна убийств обрушилась на так называемую "околокадетскую интеллигенцию", т. е. даже не принадлежащую к оппозиционной партии, а беспартийную, но не спешащую восхвалять новый режим. Поясняя такую акцию, Ленин указывает в письме М Ф. Андреевой от 18.09.19:

"Нельзя не арестовывать для предупреждения заговоров всей кадетской и околокадетской публики. Она способна, вся, помогать заговорщикам. Преступно не арестовывать ее".

В свои злодеяния большевики вовлекали все больше народу. В крупных городах создавались "внечекистские группы" по выявлению "паникеров и провокаторов". За это, как и за "хищения, взяточничество, вымогательство, злостное дезертирство, подделку мандатов, продажу их и покупку, распространение ложных слухов" расстрел. Зачастую — на месте. Расстрел становится нормальным, обыденным явлением. Наказанием за самые различные проступки. Например, в целях борьбы с эпидемиями в Москве был введен расстрел за продажу вшивого белья. Или расстрел за нарушение комендантского часа.

Успехи Деникина и Юденича вызвали оживление общественного мнения, всплеск надежд на скорые перемены. И начинается массовое разоблачение «заговоров». Их раскрывают и громят пачками. Два рязанских, костромской, вышневолоцкий, велижский, целый букет киевских, букет московских, саратовский, черниговский, астраханский, селигерский, смоленский, бобруйский, тамбовский, чембарский, великолукский, мстиславльский… Само количество таких заговоров намекает на простой факт, что ЧК как-то нужно было оправдывать свое существование. И что многие «заговорщики» узнавали о своей преступной деятельности лишь после ареста.