Что-то и вроде и как у самого же Жени. Но и только же не «тату». И на память же, определенно!

Расцепив же руки, а главным образом и сами же украшения с одними на двоих сейчас картинками прошлого в голове и быстро обменявшись и теплыми широкими улыбками о том еще былом и как же еще они нити выбирали, как подбирали к ним кубики, как нанизывали вторые на первые и повязывали-утягивали же, в конце концов, их друг другу и со своим же именем крест-накрест, подруги так же быстро и распрощались и каждая же вернулась к своему занятию: Карина — к продолжению конспекта, София — к подготовке и реализации же самого побега.

Взяв максимально бесшумно свой рюкзак и, бросив в него ко всем же прочим и имеющимся и так битком учебным материалам и канцелярии: от мала до велика и от темного же к очень темному, начиная серым, проходя же через синий и заканчивая же фиолетовым и черным, одну лишь только несчастную ручку, она изъяла из него и убрала сразу же в передний правый карман своих черных брюк, напротив же и все еще имеющейся в них белой пластиковой карточке-пропуску свой же черный телефон. И только лишь затем, но и так же все максимально тихо пристроившись на корточках у парты и стула, прижав рюкзак к себе обеими руками, чтобы не звенеть его металлическими замками на черных же молниях, что есть мочи рванула из аудитории. Благо и выход, как и вход, был в конце ее и София удалилась из помещения почти что незамеченной. Разве только и под парой-тройкой ее провожающих понимающе-солидарных взглядов, что пока только и думали об этом, а она же вот уже и делала. Не считая же и самой же Карины. Но, что и главное, без обращенного к ней взгляда от доски. И, не забыв так же без шороха и скрипа как приоткрыть светло-коричневую деревянную дверь перед собой за точно такую же круглую ручку, так и прикрыть же ее за собой, брюнетка закинула рюкзак сразу двумя лямками на правое плечо и направилась быстрым шагом к лестнице.

Спустившись уже и вприпрыжку по ее серым бетонным ступенькам с зелеными металлическими столбчатыми перилами, окаймляющими их с двух сторон со второго этажа, где она только недавно была и где же еще пока оставались ее одногруппники и одногруппницы вместе с подругой на первый, она прошла по такому же, как и сами же ступеньки, полу, но уже и в небольшую черно-белую крапинку на вахту и направилась же к пустующему посту охраны, временами и в некоторых же местах дробя и хрустя черной подошвой своих ботинок недавно осыпавшуюся с потолка белую побелку под то тут же, то там мигающими холодным белым светом лампами в металлических плафонах и как только дошла до него сразу взглянула на белый ватман, висевший позади него и на темно-коричневом деревянном стенде, прибитом, в свою очередь, к серой бетонной стене, еще и тут же ведь уже проглядываемой через темно-зеленую краску, к которому уже и металлическими кнопками было прикреплено распечатанное на белых же листах поменьше расписание для всех курсов и групп. Пробежавшись по нему глазами и, отыскав свой четвертый курс и свою же четыреста вторую группу, София еще раз убедилась, но уже и для себя, что эта пара была последней и что возвращаться ей уже точно не придется. И только развернулась уже было к выходу, как краем глаза зацепилась за темно-серый деревянный стол на таких же сухих и надтреснутых ножках и такой же к нему стул, на котором стоял черный стационарный компьютер с такой же мышкой, клавиатурой и системником, только и в случае же последнего уже и под ним и на полу, с открытыми двумя программами, делящими экран монитора соответственно и надвое: одной — под купольные камеры, с белыми пластиковыми ободками, будто и приплюснутыми глазными яблоками и с черными, словно и расширенные и поглотившие радужки выпуклые зрачки глаз под стеклом, камерами же, расположенные и равно распределенные по потолку, его углам и стыкам же со стенами, не говоря уж за внешние стены и снаружи, в каждом крыле и на каждом этаже, в каждом коридоре и на каждой лестнице и записывающие не только и каждое действие, как и слово, но и выводящие все это без перебоев и опозданий на сам монитор, что уже и сам, и вместе же со всем компьютером, повторно перезаписывал и сохранял все это в систему безопасности организации, которой была подотчетна сама охрана, второй же — под металлические турникеты, стоящие чуть поодаль и перед ним у темно-серой же деревянной двустворчатой входной двери с двумя такими же ручками-скобами, больше по форме же напоминающие обычные, прибитые к ним вертикально доски, что вела учет и систематизировала данные количества приходов и уходов, как и их качества, по пропускам или без. Рядом же лежала старая добрая гвардия этого же самого учета, бумажная, в разноцветных и толстых потрепанных журналах с твердой обложкой. А уже под ними, как и самой клавиатурой, без палева был припрятан с синей шариковой ручкой же внутри яркий и тонкий журнал с кроссвордами и судоку. Девушка же смогла рассмотреть из него и как его самого лишь низ и конец цветной глянцевой обложки. Но и этого ей было вполне достаточно и хватило же для того, чтобы уже тихо и сдержанно рассмеяться — еще ведь помня, где она. Как и при каких обстоятельствах и условиях здесь еще находится. А и главное — на каких правах, только же лишь сбежав. Наша служба и опасна, и трудна, это же гласила скомканная и сбивчиво написанная фраза от руки на ярко-желтом же ободке журнала, вызвавшая именно такую ее реакцию. Только вот к жалости и своему стыду, она так и не смогла вспомнить, кто сейчас заступил на пост. Ведь кадры охраны слишком быстро сменялись: по личным причинам или весьма известным — вроде низкой зарплаты, не лучших условий труда. И из соображений же самой безопасности: собственной и общей. Не допускающей быстрого втирая в доверие, как и внушаемости, да так и самого ведь внушения, к одному и тому же лицу: будь то мужского или женского пола, человек или ангел, демон, чистый или в смесь. Слишком ведь просто было подобрать ключ к нему, а затем и ко всему и всем, что и кто вокруг. Так что они не задерживались надолго. Плюсом же