Эта мысль все больше и больше выводила его из себя. И даже достигнутый успех по разведывательной и дипломатической линии не радовал его. Тревожные мысли относительно будущей операции по «Нерону» бередили его душу, все в одночасье опостылело ему: и работа, и жизнь, и сам себе он опостылел, противен стал только из-за того, что все же дал согласие участвовать в операции «Стервятник». Противен ему был и город Вена, и этот серый осенний день. Словно отверженный, никому ненужный, он шел, не глядя и не задумываясь куда. Потом свернул в первый попавшийся переулок, проверился на наличие возможной слежки: хвоста, к счастью, не было. После этого он еще немного попетлял по улицам и переулкам, проверился еще раз и совершенно интуитивно вышел к тому месту, куда все равно пришел бы рано или поздно — к отелю «Амбасадор».

Собрав вещи и упаковав их в чемодан, он в тот же вечер сел в поезд, следовавший в Рим.

В купейном вагоне Иосиф оказался один и снова впал в уныние из-за своего дурацкого положения, в которое загнал сам себя, не сумев категорично отказаться от предложения Ширяева. Голова шла кругом, единственное, что облегчало положение — это возможность заявить потом Центру, что нет у него весомых оснований для поездки и встреч с Тито. Когда пришла к нему эта мысль, злость на себя погасла, он обрел через некоторое время спокойствие и незаметно уснул под монотонный стук железнодорожных колес.

Приснилось ему, будто лежит он в гробу, а вокруг стоят пьяные русские мужики с большими молотками, и один из них говорит другому: «Надо поскорее прибивать крышку, а то он поднимается и убежит». В ответ ему вторил другой голос: «Давайте гвозди и накрывайте крышку». В этот момент Иосиф хотел приподняться, но сильно ударился во сне головой о крышку гроба и тут же очнулся. Осмотрел купе: все было на месте. Только голова была словно налита расплавленным свинцом, что невозможно было шевельнуть ею. Руки тоже плохо слушались, словно чужие. Посмотрел на часы: до Милана, где он намеревался сделать остановку на два дня по делам фирмы «Карибэ», оставалось шесть часов езды. Теодоро попытался читать книгу, но чтение не снимало прежнего напряжения мыслей. «Да, убивать человека из-за того, что он в чем-то не согласился со Сталиным — это, конечно, ужасно, — сокрушался он. — Сколько все же зла на земле прикрывается высокими идеями верности интернациональному долгу, сколько низменных поступков оправдывается ими?! Конечно, каждый человек должен исповедовать какие-то идеи, но эти идеи должны быть человеческие, гуманные и справедливые. И нет, и не может быть ничего святее и дороже человеческой жизни и человеческого достоинства! А тот, кто покушается на человеческую жизнь, кто унижает человека в человеке, тот тоже должен признаваться преступником. Самое ценное на Земле — это человеческая жизнь и человеческое достоинство.

И если такой принцип будет признан в России главным, основополагающим идеалом, то советские люди выработают ответ и на другие, частные вопросы… Да, я не должен покушаться на чужую жизнь. И как это я не подумал раньше о том, что меня предательски толкнули на «мокрое дело» хорошо знавшие меня руководители разведки Тишков, Коротков, Горшков и тот же Судоплатов… В таком случае точно также по-предательски, наверно, можно поступить и мне… Очевидно, это все исходило от нового начальника разведки Савченко. Только он со своими наивными вариантами покушения мог подставить меня под это дело…»

Отогнав прочь эти гнусные, не дававшие ему покоя мысли, Иосиф скрестил руки на маленьком столике у окна купе, положил на них голову и через некоторое время уснул.

Рано утром его разбудил проводник вагона и объявил о том, что поезд прибыл в Милан. Решив сразу прокомпостировать билет на другой поезд, он вошел в кассовый зал вокзала и, поставив на пол чемодан, обратился со своей просьбой к кассиру. Пока тот оформлял проездной документ, чемодан Теодоро исчез. «Что бы это значило? — по спине его пробежал холодок, он почувствовал себя снова тревожно. Проверил карманы: таблетки для тайнописи — на месте. Похищенными оказались открытки для обусловленной переписки, коробка конфет советской фабрики «Красный Октябрь» и несколько мелких вещиц. «Вот уж не везет, так не везет!» — подумал он, покидая вокзал и направляясь пешком с пустыми руками к фирме «Карибэ». По дороге к ней он продолжал размышлять о произошедшей краже и о роли мелочей в жизни разведчика, лихорадочно вспоминая, не оставил ли в чемодане что-нибудь еще, что может его скомпрометировать. «Вроде бы нет, — колебался он. — Что касается конфет советской фабрики, то это не страшно, — они продаются во многих европейских столицах. По другим вещам, в том числе и по иностранным открыткам, тоже можно не волноваться, — по ним невозможно определить, чем мог заниматься их владелец…» Это несколько успокоило Иосифа, хотя душа его по-прежнему болела. Но успокоиться он был уже не в силах, потому что прекрасно понимал, что мелочей в жизни любого разведчика «в поле» не бывает. «А с другой стороны, — продолжал он размышлять, — разведчик, как и все, живой человек, и он тоже имеет право на ошибки и на маленькие человеческие слабости…»

Шагая по утренним, малолюдным улицам Милана, он даже не замечал их красоты: на что бы он ни посмотрел, все казалось ему отвратительным, все в этом красивом городе напоминало ему только о краже чемодана на вокзале. Решив свои коммерческие дела в фирме «Карибэ», Иосиф вернулся в Рим.

Встретившая мужа Луиза обратила внимание на его ничего не выражавшее черство-мраморное лицо.

— Что с тобой, Тэд?! — встревожилась она. — На тебе лица нет! Что-нибудь случилось?

— Да. Вчера рано утром у меня украли чемодан в Милане…

— В чемодане были секретные материалы?

— Нет.

— И как же это произошло?

Теодоро рассказал ей об обстоятельствах кражи, а затем сообщил о состоявшейся встрече в Вене с представителем Центра, о переданных им приветах из Москвы и коробке конфет.

— Об истории с чемоданом нам надо, наверное, проинформировать Центр? — заметила она.

— Обязательно, — кивнул Теодоро. — И подчеркни, что таблетки для тайнописи остались при мне, они были в кармане пиджака… Мне кто-нибудь звонил?

— А как же, тебе всегда кто-то звонит, если ты не на работе. На сей раз тебя разыскивал кинорежиссер Витторио де Сика. Сказал, что ранее вел с тобой разговор об участии в кинопробах на известную тебе роль… Хотел вот снова переговорить. А что… попробуй… Глядишь и звездой итальянского киноэкрана станешь…

— Да, только этого мне не хватало, — буркнул Теодоро.

— Но ты же у меня мастер на все руки, — улыбнулась Луиза.

— Мастер не мастер, а сняться в кино меня приглашал год назад сам Федерико Феллини. Вот так-то! Но как тогда, так и сейчас у меня совершенно нет времени на киносъемки.

— А может быть все же стоит подумать? И попробовать себя в живом кинематографе, чем сушить себя на дипломатической работе.

Теодоро поморщился и сказал:

— Давай, не будет об этом. Кто-нибудь еще звонил?

— Нет.

— Тогда я спущусь в офис, узнаю, что там нового…