Посольство находилось на первом этаже того же дома по улице Бруно Буосси, в котором жила супружеская пара разведчиков-нелегалов.

Его личный секретарь Мариса Чакелла, — типичная итальянская матрона, любящая поболтать, — обрадовалась появлению посла и с места в карьер начала выкладывать ему новости, в том числе о телефонных звонках кинорежиссера Витторио де Сика и барона Умберто Корви из Милана.

— Я только что приехал от него, — остановил тараторившую секретаршу Теодоро.

— Кроме них все эти дни по несколько раз звонил из Белграда какой-то Миньяна и просил вас позвонить ему. Интересовался, куда вы уехали…

— И что ты ему ответила?

— Что вы находитесь в Милане. Вас соединить с ним? Он оставил мне номер телефона…

— Да, пожалуйста. — Теодоро прошел в свой кабинет и задумался: «Зачем же я понадобился этому прохиндею?».

Посол Испании в Югославии Федерико Миньяна был для многих дипломатов загадочным типом: каждого латиноамериканца, прибывшего в Белград, он всегда окружал подобострастным вниманием и старался каждого прибрать к своим рукам. Зная о том, что Миньяна поддерживает контакт с посольством США в Югославии и путем постоянных интриг всегда сеял вражду и недоверие, Теодоро никак не мог понять назойливое желание испанского дипломата втянуть его в совместный рыбоконсервный бизнес. «Если Миньяна по наводке итальянских или американских спецслужб намеревается вот таким образом установить тесный контакт со мной, — размышлял Теодоро, — или же скомпрометировать меня на запрещенной для дипломатов коммерческой деятельности, то ничего из этого у него не выйдет. Но нельзя исключать, что он по заданию разрабатывает меня в вербовочных целях?.. А возможно, даже в целях установления моей личности… И, наверное, поэтому в моем присутствии он частенько делает острые выпады в адрес Советского Союза…» Обо всем этом Теодоро ранее информировал Центр, и оттуда было дано указание постепенно отходить от контактов с испанским послом.

Однако Теодоро не стал обрывать связь с Миньяной, через которого он периодически получал полезную политическую информацию для Москвы об Испании, Италии, Югославии и США. Он не стал отталкивать его от себя еще и потому, что хотел выяснить, кто стоит за ним, какая разведка — американская, итальянская или испанская. «Или он обычный провокатор, хотя и является послом уважаемой страны», — продолжал размышлять Теодоро.

Его размышления прервал телефонный звонок секретарши:

— На линии связи господин Миньяна.

Теодоро поднял трубку:

— Я слушаю тебя, Федерико.

— Ты где, Тэд, пропадал эти два дня? — раздалось на другом конце трубки.

— В Милане я был. У Умберто Корви.

— Понятно. Я хочу сообщить тебе, Тэд, что двенадцатого февраля Иосип Броз Тито устраивает для дипломатического корпуса стран Латинской Америки прием, на который официально будешь приглашен и ты. До тебя дошло уведомление об этом?

— А почему ты не поинтересовался об этом у моей секретарши? Она же регистрирует всю входящую и исходящую почту.

От ответа на вопрос испанский посол уклонился и снова спросил:

— Так вот, директор протокольного отдела МИД Югославии барон Скамакка просил выяснить, сможешь ли ты приехать в этот день в Белград?

— Конечно, смогу. Но почему барон сам не позвонил мне? Он же хорошо знает мои координаты.

Наступила длительная пауза.

— Почему ты молчишь, Федерико?

Ответа не последовало. Теодоро подождал еще полминуты, потом положил трубку и, откинувшись на спинку стула, задумался: «Чтобы все это значило? Сбой на международной линии связи? Или ему нечего было сказать в ответ на мой вопрос? Странно, почему Миньяна не переговорил обо всем этом с секретаршей Чакеллой?.. Причем это уже не в первый раз: стоит мне отъехать куда-нибудь на день-другой, как он тут же, словно по чьему-то сигналу, начинает названивать Чакелле и выяснять у нее — куда и зачем я поехал… Нет, тут что-то не то… Надо согласиться с рекомендациями Центра и держаться подальше от него…»

Искусство жить и работать на грани возможного — в этом был весь Григулевич. И все же после телефонного звонка Миньяны он стал осторожничать и уделять больше внимания вопросам конспирации и личной безопасности.

* * *

Перемены в поведении и настроении мужа после поездки в Вену не ускользнули от Луизы. Она чувствовала, что в нем что-то надломилось и что-то угнетает его. Несколько раз она пыталась вызвать его на откровенность, но Теодоро был неумолим и на каждую ее просьбу исповедоваться в грехе своем или допущенной ошибке отвечал на испанском языке: «Любопытной Варваре нос оторвали». Луиза подозревала, что муж, очевидно, почувствовал — за ним началась слежка итальянской контрразведки, и утешала себя лишь тем, что спецслужбы периодически в плановом порядке ведут наружное наблюдение за всеми дипломатами, иногда даже ошибочно. А если даже и не случайно, она была уверена, что ее супруг сумеет выкарабкаться из любой несложной ситуации.

Тем временем Теодоро продолжал исполнять свой служебный долг, как положено, собирая по крупицам нужную для разведки политическую информацию. Втянувшись в прежнюю активную работу на два фронта — дипломатическую и разведывательную, он стал постепенно забывать о навязанном ему в Вене поручении в отношении Иосипа Броз Тито. Но Центр напомнил ему об этом, прислав очередную шифровку, в которой давалось очередное задание по Югославии:

«…в настоящее время нас интересуют:

политические и экономические связи правительства «Нерона» с крупными империалистическими государствами;

планы и намерения его в области взаимоотношений со странами народной демократии;

уровень сотрудничества Югославии с Великобританией и США в борьбе против китайского, корейского и других народов Востока;

возможная подрывная деятельность клики «Нерона» в коммунистических и прогрессивных организациях стран Азии, Латинской Америки и Европы;

наличие в стране остатков старых буржуазных партий и клерикальных организаций, направленность их деятельности и отношение к их действиям со стороны «нероновского» руководства…»

Одно только упоминание псевдонима Иосипа Броз Тито заставило Теодоро снова подумать о своем будущем и о том, к какому непростому рубежу он подходит в своей разведывательной службе. Пытаясь понять позицию Центра в отношении себя, участившиеся напоминания о соблюдении конспирации и личной безопасности, что могло свидетельствовать о сохранении его в качестве действующего разведчика на длительный срок, Теодоро все же сомневался в этом. Действительно, о каком длительном сроке нелегальной работы могла идти речь, если в разведцентре решили уже задействовать его в смертельно опасной акции? С горечью размышлял он и о том, что, к сожалению, лишен возможности посоветоваться со своими коллегами из местной посольской резидентуры, что в этой ситуации ему надо рассчитывать только на собственный разум и, может быть, стоит все же рассказать Луизе о состоявшемся в Вене разговоре с Ширяевым и выслушать ее мнение по волновавшему его вопросу. Теодоро не раз уже подумывал об этом: «Кто, как не жена, должна знать все. Тем более, если что-то случится со мной…» Однако он опасался, что Луиза будет осуждать его за то, что дал он хоть и ложное, но все же согласие на участие в «мокром деле». Сдерживало его и обещание, данное полковнику Ширяеву, хранить в глубокой тайне замышляемую Москвой суперсекретную операцию «Стервятник». И потому он тянул время со своим признанием ей, держался по-прежнему скованно и замкнуто, разговаривал с женой нехотя и скупо, словно боялся сболтнуть лишнее или провинился в чем-то перед ней.