думал о своём, периодически отвлекаясь на прохожих, а Саэко думала об их отношениях.

О некоторой степени недалёкости Такаши в плане отношений можно было догадаться еще по истории их с Миямото отношений. Со стороны это было даже забавно, а на собственной шкуре уже не так весело. И ведь парень явно понимал как надо действовать, ну или на него периодически снисходило романтическое настроение, но чаще всего он существовал в каком-то своем мире, состоящем из сложных формул и малопонятных для простых смертных терминов.

Как ни крути, а девушке, даже такой особенной как Саэко, всё же хотелось комплиментов, свиданий, да даже банального совместного времяпрепровождения. Такаши конечно же был готов все это предоставить по первому же требованию, он вообще легко жертвовал любыми планами ради семьи, но все это надо было именно требовать. Намеков, даже прямых, парень не понимал, и пока максимум, что ей удалось добиться намеками — это просьбы говорить прямо. А ведь хочется, чтобы о романтике не приходилось ни просить, ни напоминать, и самой романтики хочется побольше.

Саэко взглянула на своего парня, что в это время остановившись смотрел на двух мужчин играющих в сёги. Нет, в увлекающемся исследователе, который иногда и поесть забывает, есть собственный шарм, позволяет почувствовать себя мамой большого ребенка, хотя так лучше не думать, а то ей будет очень стыдно спать с этим «ребенком». Его боевые качества опять же очень хороши. И все же… И все же…

— О чем задумался, Такаши? — Саэко решила окликнуть парня, что слишком уж долго стоял и смотрел за игрой.

— Просто думаю, что Такаги действительно хороший правитель и организатор, я бы так не смог. — Он улыбнулся и, взяв её за руку, пошел дальше.

— Э-эм… — Подобное высказывание несколько выбивало из колеи. Каким образом он пришел к этому умозаключению, просто наблюдая за игрой двух совершенно посторонних мужчин? Или он все это время витал в облаках и думал на совсем уж отвлеченную тему. — По моему люди не слишком-то им довольны.

— Люди эгоистичны по своей природе, они всегда желают получить больше того, что уже имеют. «Любящий серебро не насытится серебром, и любящий богатство — прибылью». — Такаши явно процитировал кого-то, но кого именно она не знала. Зато эти слова хорошо ложились на её недавние размышления. Была ли она эгоистична в своих желаниях, хотела ли еще больше того, что имеет? Ну да, от самой себя это было бессмысленно скрывать, но Саэко не видела в этом ничего плохого. Разве это преступление? Такаши сам сказал, что это в природе всех людей. — А уж современное общество существенно избаловало людей, они требуют всё больше и больше. Поэтому Такаги, хороший правитель.

— Теперь твои слова стали ещё запутаннее. — Саэко хмыкнула, Такаши очень любил поговорить, и хотя зачастую темы на которые он рассуждал лежали далеко за пределами интересов девушки, получалась неплохая замена телевизору, иногда даже забавная. — Иногда меня вообще поражает как вы с Такаги-сама уживаетесь на одном острове. Даже если он тебя терпит, то ты, казалось бы, не терпишь над собой никакого контроля и должен был уже давно поднять восстание.

— Я бы ни за что этого не сделал, по двум причинам. Во-первых, я действительно был бы плохим правителем. Видишь ли в чем дело, люди привыкают к определенному образу жизни и любое покушение на устоявшийся порядок воспринимают в штыки. Наглядный пример из истории, корабль Эндьюранс, участник британской трансантарктической экспедиции. Корабль потерпел крушение во льдах Антарктики и команда была вынужденна долгое время выживать в отрыве от цивилизации в условиях экстремального холода. Единственный приказ, чуть не приведший к бунту, был об убийстве ездовых собак. Этих несчастных собак, особенно четырех щенков вспоминали чаще и с большим чувством, чем погибших товарищей. И так во всем, матросы в своих дневниках уделяли больше внимания отсутствию табака, а не отсутствию лекарств и кончающейся жратве. Они жаловались не на холод и антисанитарию, а на отсутствие хоть каких-нибудь развлечений. — Такаши рассмеялся. — Я нахожу это крайне ироничным. Соичиро, радикальный националист, фактически фашист, и хотя его недолюбливают, он все же старается построить полноценное общество. Я, ненавижу фашистов, но при этом, следуя логике и рациональному подходу, стремился бы в первую очередь обеспечить максимальное выживание, просто плюнув на общественную жизнь. Образно говоря, я бы этих собак не просто убил бы, я бы заставил своих подчинённых их сожрать. Меня бы ненавидели, и скорее всего я бы правил до тех пор, пока не убил бы последнего подчиненного, посмевшего восстать против меня.

— Думаю, что народ не пытался бы сопротивляться до последнего, тебя ненавидели бы, но подчинялись. — Саэко улыбнулась, как бы шутя. — К тому же, если бы ты не учитывал чувства людей, разве можно было бы назвать этот подход логичным и рациональным?

— Рационализм — это мировоззрение отрывающее мышление от чувственного опыта. Мои действия были бы и рациональными и логичными, но не правильными.

— Хм-м, теперь понятно, почему ты такой. — Саэко не удержалась и пробормотала эту мысль вслух.

— О чем ты? — Но её старания не оценили. Деревянный как гэта парень так и не понял, на что она намекает.

— Да неважно. — Саэко махнула рукой. — Ты говорил о двух причинах.

— Во-вторых, я боюсь беззакония. Не кучки тупых придурков, почувствовавших безнаказанность и объявивших себя королями жизни, а того чудовища, в которое я могу превратиться, если не буду ограничивать самого себя. Сейчас я нахожусь в рамках морали старого мира и законов установленных Такаги. Если я сам стану законом, то могу очень широко раздвинуть рамки дозволенного.

— Неужели все настолько страшно? — Саэко серьезно посмотрела на своего парня. В нем и раньше проскальзывало нечто странное, но после этих слов… неужели он и правда…

— Как ты думаешь, откуда я взял технологию крови Адама? — Обычно малоэмоциональное лицо парня скривилось в странной смеси ностальгии и брезгливости. — В одном из множества иных миров, один богач основал город Восторг. Город, где художник не боится цензора, где великое не ограничено малым, где учёного не стесняет ханжеская мораль. Я видел, во что превращаются люди получившие абсолютную свободу, свободу самовыражения, свободу исследований. Достаточно сказать, что изначально АДАМ — это особый вид очень ценных стволовых клеток, производимых редчайшим видом Морского Слизня. Особенность стволовых клеток состоит в их способности превращаться в абсолютно любую другую клетку. С помощью АДАМа можно генетически изменять строение человеческого тела, создавая совершенно новые, ранее никогда не