Русская армия

Непосредственные приготовления к главной войне с Французской империей начались в России с 1810 г., но на самом деле все, что происходило в военной области с 1802 г., уже можно назвать подготовкой к военным действиям. Как указывалось выше, почти с самого начала своего правления Александр I взял курс на конфронтацию с Наполеоном, подчинив этой идее все силы и ресурсы российского государства.

Первейшей задачей в подготовке войны было, естественно, усиление и модернизация армии. В эпоху Павла I были частично изжиты многие язвы российской армии, прежде всего — чудовищная коррупция и произвол последних лет правления Екатерины. Однако организация войск требовала реформ, необходимо было также усовершенствовать тактические приёмы в соответствии с требованиями времени. Кроме того, сил, которые остались в наследие от предыдущего царствования, было явно недостаточно, чтобы начать борьбу с целью разгрома наполеоновской Франции.

В конце правления Павла I общая численность полевых войск России составляла 280 тысяч человек, а вместе с гарнизонными батальонами и вспомогательными войсками — 387 тысяч человек. Речь идет о численности армии по штату. Чтобы получить списочную численность[68], эту цифру следует уменьшить как минимум на 10–20 процентов, а реальное количество войск было, естественно, еще меньше. В общем, если вычесть отсутствующих, но прибавить иррегулярные казачьи части, можно приблизительно оценить численность всех вооруженных сил России на начало XIX века в 400 тысяч человек.

Это было значительно меньше, чем могла выставить Франция в момент военной угрозы. Неслучайно, что, едва Александр I начал готовиться к развязыванию войны в Европе, он тотчас сосредоточил усилия на том, чтобы увеличить численность армии. Главным препятствием на пути количественного роста российских вооруженных сил была система пополнения полков личным составом. В стране, где существовала крепостная зависимость, было невозможно осуществлять комплектование войск методом призыва новобранцев, который взяла на вооружение Французская республика, а вслед за ней в течение XIX века и другие страны Европы. Как известно, призывная система основывается на том, что солдаты служат в армии относительно непродолжительное время и, обучившись военному делу, уходят в запас. В случае военной угрозы резервисты призываются под знамена, и армия мирного времени быстро увеличивается в численности, порой в несколько раз. Подобная система предполагает определенное доверие государства к гражданам своей страны, которые, получив военную подготовку, не начнут рано или поздно вооруженного восстания против существующего строя.

Но население России этого периода состояло на 97 процентов из крестьян, большей частью помещичьих крепостных или государственных. Если бы в стране с подобной структурой населения была введена воинская повинность буржуазного типа, то либо вскоре произошла бы революция, либо исчез бы класс крепостных крестьян (в том случае, если бы правительство решило давать свободу за службу в армии). Естественно, что ни тот ни другой вариант для правящего класса был неприемлем. О том, насколько боялись вооружать народ, говорит документ, посвященный рассмотрению вопроса политической опасности народного ополчения 1806–1807 гг. Говоря о неприемлемости вооружения крупных масс народа, автор документа, составленного в Военном министерстве, указывает, памятуя о восстании Пугачева: «Кто будет заложником (поручится) за внутреннее спокойствие Империи, когда безграмотный донской казак… собрал себе сообщников, возмутил народ и потрясал основание государства, так что регулярные… городовые гарнизоны клали оружие и отдавались в плен уродливой злодейской сволочи».

Чтобы оружие не попало в руки «злодейской сволочи», власти империи, начиная с Петра, поступали следующим образом: крестьянин, которого забирали в солдаты, отныне переходил в воинское сословие. Хоть он и оставался на нижней ступени социальной иерархии, но больше не был крепостным. Зато он должен был служить всю жизнь! Только при Екатерине II был определён предельный срок службы в 25 лет. Подобный срок всё равно означал, что для мирной жизни рекрут пропадал безвозвратно. Служба была столь тяжела, а материальные и санитарные условия такие, что лишь менее двух процентов (!) солдат доживали до окончания срока пребывания под знаменами.

«Когда крестьянин назначен, чтобы быть рекрутом, его родители и родственники собираются как на поминки, — писал о русской армии в своём докладе от 1804 г. адъютант французского посла командир эскадрона Польтр. — Его оплакивают, его целуют на прощание и рассматривают как человека, потерянного для семьи».

Зато социальный эффект был налицо: рекрут, оказавшийся в армии, отныне не чувствовал никакой связи с крестьянской массой, из которой он только что вышел. Вот что писал в своем дневнике в 1809 г. Иван Михайлович Долгорукий, владимирский генерал-губернатор: «Мужик ничего так не боится, как солдата. Ему не столько страшен его штык и сабля как хищность. Стоя постоем, солдат все тащит у мужика из сусек, из амбара и со стола. У хозяина нет ничего своего, пока тут солдат живет… И странное дело! Рекрут, вчера взятый в службу, уже назавтра обходится со своим братом мужиком как со злодеем и все у него готов отнять».

Точно так же, как владимирский генерал-губернатор, уже упомянутый французский офицер Польтр отмечал: «Рекрут, видя, что у него нет способа избежать перехода в новое состояние, внезапно меняет свои чувства. Он забывает своих родителей, все, что связывает его с местом рождения. Если офицер, командующий отрядом, прикажет рекруту поджечь собственную деревню, он сделает это».

Собственно, этого и добивалась крепостническая олигархия. Солдат становился надежным орудием не только против внешнего врага, но и против крестьянских бунтов и возмущений. Более того, членами воинского сословия становилась и семья солдата — жена и дети. Но так как на ничтожное солдатское жалованье содержать ребенка было невозможно, детей отдавали в так называемые военно-сиротские заведения, ибо ребенок становился как бы сиротой при живых родителях. В военно-сиротских заведениях готовили будущих мастеровых, музыкантов и унтер-офицеров, необходимых армии.

Разумеется, при подобной системе слишком большой количественный рост армии был разорителен как для помещичьих хозяйств, так и для страны вообще. Именно поэтому норма рекрутских наборов, которые проводились раз в год, была относительно невелика: обычно 1 рекрут с 500 мужчин, подлежащих рекрутской повинности. Последних было около 15 млн человек[69], следовательно, такой рекрутский набор давал приблизительно 30 тысяч будущих солдат. Так было до прихода к власти Александра. В 1800 г. при императоре Павле I рекрутского набора вообще не было. В 1801 г., в последний год правления Павла и первый год правления Александра, когда последний еще не занялся внешней политикой, рекрутского набора опять-таки не было.