Большую часть времени, пока я был консулом, нас с Донатой по-царски развлекали другие консулы и семьи фламандских купцов, постоянно приглашая на балы, пиршества и местные праздники вроде шествия в честь Святой Крови. Многие из наших хозяев прочли «Книгу о разнообразии мира» на том или другом языке или же слышали о ней, поскольку абсолютно все говорили на торговом sabir. Меня постоянно расспрашивали, делали замечания и советовали улучшить свое сочинение то в одном, то в другом месте. Вечерние развлечения часто продолжались до глубокой ночи, потому что общество все время заставляло меня рассказывать что-нибудь интересное, а Доната сидела рядом и собственнически улыбалась. Поскольку там присутствовали дамы, я ограничивался невинными темами.

— Нашу флотилию сегодня загрузили вашей прекрасной североморской сельдью, господа купцы. Это отличная рыба, но сам я предпочитаю, как сегодня, обедать свежей, а не соленой, копченой или маринованной рыбой. Я полагаю, вы скажете: все это хорошо, но как торговать свежей рыбой? Ведь при перевозке ее невозможно сохранить. Но я видел, как это делается на севере Китая, а ваш климат очень схож с тем. Вы должны обдумать, как использовать этот способ в здешних условиях или изобрести нечто подобное. На севере Китая лето длится только три месяца, поэтому рыбаки опустошают озера и реки, как только могут, вылавливая гораздо больше рыбы, чем способны продать за раз. Они кидают избыток рыбы в мелкие емкости с водой и держат ее там живой до тех пор, пока не наступит зима. Затем они разбивают лед в емкостях и по одной вытаскивают весь улов. Как только ее извлекают на морозный воздух, рыба тут же замерзает и становится крепкой. Китайцы укладывают как своего рода поленья во вьюки, грузят на ослов и после этого отправляют их в города, где богатые жители платят непомерно высокие цены за такой деликатес. Когда рыба оттает, ее приготавливают, по вкусу она такая же, как и та, которую выловили летом.

Подобные рассказы нередко побуждали одного или двух наиболее тщеславных купцов подзывать слугу, чтобы тот отнес срочное послание туда, где они ведут дела. Полагаю, в посланиях содержалось что-то вроде приказа: «Давайте проверим нелепую идею этого человека». Но сами купцы никогда не покидали собрания, потому что, когда дамы отправлялись куда-нибудь поболтать о женских делах, я потчевал мужчин более пикантными историями.

— Мой персональный врач, доктор Абана, который путешествует со мной, заявил, что лично у него это вызывает сомнение, мессиры, но я привез из Китая рецепт долголетия и поделюсь им с вами. Народ хань, который исповедует религию, называемую дао, твердо верит: от всего на свете исходит дыхание, которое состоит из частиц, таких крошечных, что они невидимы, но тем не менее оказывают на окружающее очень сильное воздействие. Например, частицы розы, которые мы называем ароматом, смягчают нас, когда мы их вдыхаем. Именно поэтому запах хорошо прожаренного мяса заставляет наш рот наполняться слюной. Точно так же, утверждают даосисты, дыхание, которое проходит через легкие молоденькой девушки, заряжается частицами ее молодого свежего тела, и тогда, стоит ей только выдохнуть, как окружающий воздух насыщается энергией и особыми, дающими силу свойствами. Отсюда и рецепт: если вы хотите прожить дольше, окружите себя живыми и молоденькими девственницами. Стойте к ним как можно ближе. Вдыхайте их свежее дыхание. Они улучшат вашу кровь и иные жидкости, а также ваш нрав. Они укрепят ваше здоровье и продлят вашу жизнь. Не говоря уже о том, что вы можете в то же время найти для молодых прелестных девственниц и другое занятие…

За этим следует хриплый смех, громкий и долгий, один из фламандцев ударяет костлявой рукой по своему острому колену и кричит:

— Будь проклят ваш личный лекарь, минхер Поло! К черту доктора, я думаю, это прекрасный рецепт! Будь я проклят, если тут же не прибегну к вашему средству! Вот только как бы не стала возражать моя старая, будь она проклята, жена!

Смех становится громче, я перекрикиваю его:

— Не будет, если вы подойдете к этому с умом, мессир! Ведь для стареющей женщины есть другой рецепт! Это, разумеется, молоденькие юноши!

Смех делается еще громче, окружающие наперебой выкрикивают остроты, передают по кругу кувшины с крепким фламандским элем. Признаться, частенько, когда мы с Донатой уходили, я был рад тому, что консулу полагался паланкин, в котором можно добраться до дома.

Днем у Донаты было не много дел, поэтому она занималась дочерьми, а я занимался тем, что, по моему мнению, должно было в будущем улучшить торговлю вообще, а венецианскую особенно. Я решил основать здесь, на Западе, то, что находил особенно полезным на Востоке. Я учредил конную почту, в подражание той, изобретенной давным-давно министром дорог и рек великого хана. Чтобы это осуществить, потребовались какое-то время, труд и немалое упорство, потому что в этих краях у меня не было такой абсолютной власти, какую давала мне в Монгольском ханстве пайцза Хубилая. Мне пришлось преодолевать лень, тупость и косность правительственных чиновников. Эти трудности усугублялись тем, что я привлекал к своей затее множество герцогств, находящихся между Брюгге и Венецией: Фландрию, Лотарингию, Швабию и так далее. Но я был непреклонным и упрямым и добился-таки своего. Когда я наконец создал цепочку из всадников и почтовых станций, то смог отправлять в Венецию декларации о грузах, перевозимых на кораблях, как только они отплывали из фламандского порта. Почта переправляла бумаги через эти семь сотен миль за одну неделю, то есть за четверть того времени, которое в лучшем случае требовалось флотилии; таким образом, купцы, которые поджидали суда в Венеции, часто могли выгодно продать все товары еще до того, как их получали.

Когда нам наконец пришло время покинуть Брюгге, мне очень хотелось проехаться вместе с семьей до дома на почтовых лошадях, самым быстрым способом. Но девочки были еще совсем маленькими, а Доната снова была беременна, поэтому эта идея оказалась невыполнима. Мы отправились домой так же, как и прибыли, на корабле, и вернулись очень удачно для моей третьей дочери, Мораты, которая родилась в Венеции.

Ca’Polo так и остался местом паломничества всевозможных визитеров, желавших встретиться и пообщаться с мессиром Марко Милиони. Пока я был во Фландрии, их принимал отец. Но он и донна Лиза устали от этой обязанности, оба они были теперь очень стары и слабы здоровьем, поэтому несказанно обрадовались тому, что я снова возложил на себя эту обязанность.

Да, кстати, встретиться со мной приходили в числе прочих и несколько весьма известных и образованных людей. Я помню поэта Франческо да Барберино, который (как и ты, Луиджи) хотел узнать что-нибудь о Китае для chanson de geste[265], который он писал. Я помню картографа Мариино Санудо — тот пришел, чтобы попросить разрешения включить некоторые из наших карт в большую карту мира, которую он составлял. Было также несколько монахов-историков, Джакопо д’Акуи, Франческо Пипино, а один даже из Франции, Жан Дюпре, — эти составляли «Хроники мира». Заходил и художник Джотто ди Бондоне, уже известный как своей эксцентричностью, так и своими церковными фресками. Он хотел узнать что-нибудь об изобразительном искусстве, которое практиковали хань, и был неподдельно поражен тем, что я рассказал и показал ему. Живописец ушел, заявив, что собирается попробовать некоторые из этих удивительных эффектов в своих картинах.