Он спасся лишь благодаря своей превосходной реакции, пустившись бежать вдоль маленькой дамбы, на которой они застали его врасплох[107]. Ему пришлось во второй раз признать очевидный факт: Октавиан хотел победить его, даже не вступая в сражение; он, Антоний, действительно попался в ловушку, и теперь у него оставался только один выход — попытаться из нее ускользнуть.

* * *

Теперь с ним только пятеро старых преданных соратников: Канидий, самый умный и самый доблестный; Соссий, Октавий и Попликола, которого не пугала перспектива морского сражения; и, наконец, незаменимый Деллий — человек, который организовал встречу в Тарсе и, со времен их первого знакомства, участвовал во всех перипетиях жизни Антония, в его оргиях, в его военных кампаниях, в его переговорах с Римом, в интригах александрийского дворца, в безумствах «неподражаемых».

И вот в присутствии царицы собирается новый военный совет, чтобы разработать план эвакуации. Канидий предлагает отступать по суше, через горы, во Фракию. Там, как он уверяет, их войска получат подмогу от армии гетов, непревзойденных всадников; а когда враг придет туда, они смогут его уничтожить, как при Фарсале и Филиппах, в регулярном сражении, тактикой которого Антоний превосходно владеет.

Клеопатра немедленно выдвигает свои возражения против этого плана. Война будет выиграна на море, вновь повторяет она, необходимо прорвать блокаду Октавиана; что же касается сухопутных войск, то их следует направить через Македонию в азиатские провинции, где они смогут присоединиться к оставленным там семи легионам Антония. Часть людей надо посадить на корабли и переправить на мыс Тенар; оттуда они доберутся до Киренаики и соединятся с четырьмя легионами, которые там расквартированы. Таким образом, одиннадцать легионов будут охранять Египет, и тогда посмотрим, отважится ли Октавиан двинуться на Александрию и преуспеет ли там, где до него потерпели поражение Помпей и даже сам Цезарь: Египет неприступен, еще со времен первых Птолемеев.

И все же Канидий не сдается. Он говорит, что этот план, безусловно, очень хорош, однако не учитывает одного капитальной важности факта: а именно, что Агриппа — превосходный адмирал. Столкновение с ним крайне опасно. К тому же, посадив свои легионы на корабли, Антоний не сможет эффективно их использовать; их численное преимущество будет иметь значение на суше, на море же окажется совершенно бесполезным. И разве зазорно уступить море Октавиану, если в конечном счете это делается для того, чтобы тем вернее его уничтожить?

Однако у Клеопатры, как всегда, на все готов ответ: план Канидия, возражает она, основан на вере в дружеские чувства царя гетов и в его готовность поддержать римлян своей кавалерией. Но как можно полагаться на этих мелких царьков: ведь все другие правители Северной Греции предали Антония! И, наконец, Канидий слишком легко распоряжается судьбой украшения их армии, флота; а между тем флот принадлежит лично ей, царице. Что станет со всеми этими кораблями, если будет принято решение отступать по суше? Их либо оставят Октавиану, либо потопят. Великолепные корабли, которые она сама вооружала, финансировала… А сколько понадобится времени, чтобы на верфях Александрии построили еще одну такую эскадру? Месяцы, может быть, годы. А сколько золота придется за это заплатить? Ее план, во-первых, несравненно менее дорогостоящий; во-вторых, его неоценимое преимущество заключается в том, что он позволяет одновременно спасти обе части армии. Наконец, кто может поручиться, что Октавиан на этот раз не будет придерживаться своей любимой стратегии: всячески избегать регулярных сражений?

Антоний снова заколебался. Он знает выдающиеся способности Агриппы, и потому идея морского сражения с самого начала ему не понравилась; тем не менее аргументация царицы отнюдь не бессмысленна, ее доводы в большинстве своем справедливы; а главное, он чувствует, что, если примет сторону Канидия, тот, как и многие до него, вскоре потребует, чтобы он, Антоний, отослал Клеопатру.

В общем, он в очередной раз согласился с царицей (так этот военачальник, который любил лошадей, еще прежде, чем был разбит Октавианом, потерпел поражение от женщины, всегда предпочитавшей коням корабли)…

* * *

Теперь остается лишь прийти к единому мнению относительно способа прорыва морской блокады; и поскольку корабли Антония, как и все военные корабли, не могут менять галс и идти против ветра, весь тактический план должен быть увязан с часом, когда поднимается попутный ветер.

Сейчас, в конце августа, он начинает дуть примерно с полудня — сначала с северо-запада, потом с севера, постепенно усиливаясь. Принимается решение, что все транспортные суда перед отплытием будут сожжены в заливе. Останется только военная эскадра, сто семьдесят кораблей Антония и шестьдесят кораблей Клеопатры, которыми будет командовать она сама, со своего флагманского судна «Антониада» (уже одно это имя говорит о ее любви к мужу). В ночь перед отплытием на него перенесут большую часть сокровищ, предназначенных для оплаты военных расходов, — сундуки с драгоценной посудой, золотыми и серебряными монетами. На рассвете все начнут двигаться к выходу из залива. Эскадры Антония, Октавия, Соссия и Попликолы будут следовать первыми, в таком порядке. Корабли Клеопатры будут замыкать конвой; во все время маневра их капитаны должны ориентироваться на пурпурные паруса «Антониады». Затем, выйдя из залива, флот развернется полукругом: задача Соссия состоит в том, чтобы удержать позицию на юге; на севере Антоний, затягивая «петлю», с помощью своих крупных кораблей будет отбивать атаки Октавиана. Эскадра Клеопатры вырвется из залива, проскользнув в оставшуюся посередине брешь; другие корабли будут прикрывать ее маневр. Как только она окажется в открытом море, остальные корабли двинутся за ней и возьмут курс на юг, к мысу Тенар, действуя в соответствии со строгой схемой: каждая эскадра будет покидать залив под прикрытием следующей, пока корабли не выстроятся в единую линию; затем все вместе они направятся к месту сбора.

План безупречен, к Антонию возвращается надежда на успех, а Клеопатра, как обычно, не перестает его подбадривать: разве все время, пока длилась блокада, он не занимался снаряжением своих кораблей? В итоге они превратились в плавучие крепости… На их палубах, и так достаточно высоких, были возведены огромные деревянные башни с гигантскими катапультами; как доносят ее шпионы, у врага нет ни одного столь тяжелого и столь хорошо вооруженного корабля. При таких условиях взятие на абордаж любого вражеского судна будет напоминать осаду города, а тактикой осады Антоний владеет блестяще. К тому же их трюмы набиты крючьями, свинцовыми дубинками, металлическими таранами, и царица уже видит, как все эти орудия ломают палубы вражеских кораблей. Двадцать тысяч пехотинцев, две тысячи отборных лучников будут посажены на борт; и на каждом корабле — от четырех до десяти рядов гребцов. Наконец, к моменту отплытия все будет подготовлено таким образом, чтобы корабли могли выйти в море как можно быстрее: если по обычаю перед морским сражением все снасти убирают, обеспечивая тем самым гребцам и солдатам максимальную свободу движения, то у них мачты с реями будут стоять на месте, паруса будут распакованы[108]. Поэтому, когда огромные бронзовые ростры, укрепленные на носах судов, отобьют у врага всякую охоту к попыткам абордажа, все корабли при первом же дуновении ветра выйдут в открытое море — и, свободные, поплывут к Египту.