Спрашивается, почему КГБ не вмешался, если имел к этому делу прямое отношение? Видимо, чтобы не спугнуть Тейта и Керк, которых собирались использовать «втемную».

Летом 1962 года Керк вновь приехала в Москву. В то время она жила в Блумингтоне, штат Индиана, и преподавала в университете. И именно по его линии привезла в СССР группу студентов. В итоге в один из дней американка пришла в гостиницу «Украина», чтобы встретиться с Зинаидой (подругой Зои Федоровой, работавшей дежурной по этажу по заданию КГБ). Керк хотела, чтобы эта женщина вновь свела ее с Федоровой – гостья хотела рассказать ей о своих контактах с Джексоном Тейтом. Но выяснилось, что Зинаиду уволили из гостиницы сразу после того, как она в 1959 году свела американку с актрисой. Получалось, что это увольнение – прямая акция КГБ по наказанию своей агентессы, которая посмела без его ведома устроить эту встречу. Подумав так, Керк испугалась тревожить Федорову (чтобы не навредить ей) и покинула Москву, так и не встретившись с актрисой. А спустя одиннадцать лет, при следующем приезде Керк в Москву, выяснится, что вся история с Зинаидой была… блефом. На самом деле она продолжала работать в «Украине» и, едва американка покинула СССР, встретилась с Федоровой и сообщила ей следующее. Дескать, Керк оповестила ее о том, что Тейт не захотел возобновлять связь со своей бывшей возлюбленной и дочерью. Более того: он на глазах Керк порвал фотографию Виктории, бросил обрывки на землю и укатил восвояси на черном лимузине.

Учитывая, что Зинаида работала на КГБ, напрашивается вопрос: зачем Комитет выдумал эту историю? Почему он вдруг решил прервать любые контакты Федоровых с Тейтом, хотя совсем недавно, в 1959-м, вел себя совершенно иначе? Разгадка этого может скрываться под следующей причиной. А именно: изменением тех задач, которые решал тогда КГБ. Вот что заявил по этому поводу Филипп Бобков (будущий начальник 5-го управления КГБ, а в начале шестидесятых – заместитель начальника 2-го (контрразведка) управления:

«В начале шестидесятых годов, когда в КГБ произошли коренные структурные изменения, оперативная работа целиком переводилась в сферу каналов борьбы с проникновением в страну иностранных разведок. От контроля за средой, которую эти разведки намеревались использовать в целях подрыва конституционного строя страны, органы госбезопасности, по существу, отстранялись…».

Стоит учитывать и еще один фактор. Именно тем летом (в июле 62-го) началась секретная операция «Анадырь», в рамках которой началась переброска советских ядерных ракет на Кубу (так начинался «карибский кризис»). Видимо, в свете этих событий возобновление отношений между Федоровой и Тейтом было признано руководством КГБ (а шефом КГБ с ноября 19б1 года был Владимир Семичастный) бесперспективным. Но пройдет еще немного времени, и уже при другом шефе КГБ (Юрии Андропове) ситуация изменится, о чем мы узнаем чуть позже.

Между тем летом 1963 года Керк все-таки сумела связаться с Тейтом. И тот сначала с радостью воспринял ее сообщение о том, что в СССР у него есть дочь. Но затем снова пропал. Почему? Вот как об этом написано в «Дочери адмирала»:

«…Они (Тейт и Керк. – Ф. Р.) так и не встретились лично, но продолжали обмениваться письмами и время от времени перезванивались. Казалось, стремление помочь Зое и Виктории должно было сблизить их, однако сложившиеся между ними отношения оставляли желать лучшего. Эти двое людей никогда не понимали друг друга.

Джек был человеком прямых и решительных действий. Хотя он побывал в Москве, русская душа оставалась для него загадочной. Ирине, до мозга костей русской, хотя она никогда не жила в России, его прямота казалась простодушием и примитивностью. Она понимала, что к русским требуется особый подход. Типично американская прямота и резкость Джека возмущали ее. В русской среде он держался бы как слон в посудной лавке, способный сокрушить все вокруг. Джеку же Ирина казалась несобранной и странной, не знающей, что ей, собственно, нужно. Она опасалась решительных действий, всегда искала какой-то подход. Все это было чуждо и непонятно Джеку Тейту, привыкшему отдавать приказания и действовать напрямую. Ему казалось, что, выбирая обходной путь, она лишь уводит их в сторону.

Весьма вероятно, что главной причиной, объяснявшей его пассивность, было недоверие, которое он испытывал к Ирине Керк. Оно возникло с самого начала, еще тогда, когда, пытаясь разыскать его, она отправляла письма в военно-морское министерство, ни разу не объяснив причину своих поисков, вместо того, чтобы посылать их на адрес министерства для передачи ему. А ее вопросы: „Вы женаты?“, „Говорит ли вам что-нибудь имя Зоя?“ – это еще что за штучки? Разве тот или иной ответ мог хоть как-то повлиять на факт существования его дочери? Почему она вечно крутит, а не действует открыто, напрямую?

Да, Джек не доверял Ирине Керк. Однажды в разговоре с ней он сказал: „Я всегда строго придерживался правил игры. Обучился этому на флоте. В этом мире только таким путем можно избежать неприятностей“…

Впоследствии, когда Ирина опубликовала свою книгу „Люди русского Сопротивления“, он и вовсе стал ее бояться. Она была связана с диссидентами, и он считал, что знакомство с ней может навредить Виктории и Зое.

И хотя все последующие годы в совместных усилиях помочь Виктории они не могли обойтись друг без друга, их отношения не стали теплее. Джек чувствовал, что Ирина не одобряет предпринимаемых им шагов, Ирина же понимала, что Джек не одобряет ее действий. И каждый был по-своему прав…»

Короче, Тейт не доверял Керк, считая, что она, возможно, работает на. чекистов. Он ведь был матерый служака и мог догадываться о том, что КГБ таким образом пытается выйти на него с какими-то своими далеко идущими целями.

И снова напомним, что вся история с участием Ирины Керк закрутилась поздним летом 1959 года. И в это же самое время серьезные изменения произошли в судьбе Михаила Козакова – он перешел из Театра Маяковского в театр «Современник». Казалось бы, какая может быть связь между двумя этими событиями? Но не будем спешить с выводами.

Как вспоминал сам Козаков, он собирался уйти из «Маяка» несколько раз – в 1957 и 1958 годах. Хотел перейти к своим сокурсникам по Школе-студии МХАТ, которые сумели-таки организовать свой театр-студию. Однако по закону он должен был отработать в одном месте три года, поэтому отпускать его раньше времени никто не собирался. Тем более что он имел успех в спектакле «Гамлет». Но летом 1959 года его трехлетняя «кабала» должна была закончиться. Правда, это не означало, что главный режиссер «Маяка» Николай Охлопков так легко отпустит своего ведущего актера. И когда во время гастролей в Риге тот вызвал Козакова к себе, актер был уверен, что ему предстоит серьезная баталия. Но режиссер. даже словом не обмолвился об этом и отпустил актера без всяких возражений. То ли потому, что понял – это бесполезно, то ли потому, что его кто-то настоятельно об этом попросил. И этим кем-то могли быть чекисты. Зачем им это было нужно?

Ведомство Грибанова было крайне заинтересовано в том, чтобы расширить в столице число мест, где могли бы бывать иностранцы. Это было нужно в оперативных целях – с тем, чтобы появились новые возможности для контактов агентуры с иностранцами. И театр-студия «Современник» вполне мог стать именно таким местом (чуть позже такая же история будет проделана и с любимовской «Таганкой», куда иностранцы будут ходить толпами). Надо было только привлечь к нему повышенное внимание публики, поскольку к концу пятидесятых театр имел популярность у зрителей, но не было скандального шлейфа, который сделал бы из «Современника» именно модерновый театр. И такой скандал был придуман. Летом 1959 года в нем начали репетировать пьесу Е. Шварца «Голый король». В это самое время в театр и был принят Михаил Козаков – агент 2-го главка КГБ СССР. Как вспоминал сам актер-агент: