Несмотря на напряженную атмосферу, глаза Нолана блестели. Фанатика не переделаешь, он на всю жизнь сохраняет одну веру, идет к одной цели до конца, и никакая тюрьма не способна его исправить.

— А что за роль во всем этом была у Тернэ? — спросил комиссар.

— В то время я понятия не имел о существовании вируса. И не мог понять, почему умирают роженицы, какова истинная причина кровотечения. Думал, что проблема тут чисто иммунологическая, что связана она с иммунной системой и с переносом материала между циркуляционными системами плода и матери во время беременности. Тернэ же… конечно, Тернэ был не просто фанатиком, но и параноиком, только ведь он был и настоящим гением. Он знал назубок ДНК и — одновременно — механизм зачатия. Это он помог мне разобраться во всем, и это он обнаружил ретровирус. Представьте себе мое состояние, когда я впервые увидел этот вирус под микроскопом…

Шарко сразу же вспомнил жуткую медузу-убийцу, плавающую в собственном соку.

— Мы дали этому ретровирусу то же имя, что всей нашей программе инсеминации: Феникс. Я знал, что Тернэ попался на удочку, что он не откажется от возможности вести как акушер-гинеколог во время беременности женщину, которая носит в себе чистейший продукт Эволюции. Я наблюдал Аманду Потье, мне было известно, что она забеременела. Аманда была материализованным смыслом жизни Тернэ, его научного поиска, его исследований… Грегори Артюр ТАнаэль ЦАрно, ГАТАЦА — он стал почти что его собственным ребенком… Обладая такой, какая была у Тернэ, репутацией и таким опытом, ему ничего не стоило собирать образцы крови семи младенцев со дня их появления на свет, делать анализы, помогать мне лучше разобраться в Фениксе.

— Расскажите мне о Фениксе. Как эта мерзость работает?

Молодой индеец сдул с ладони порошок на лицо жены — у той сразу же широко раскрылись и покраснели глаза, — после чего дал ей прикусить палочку. Шимо смотрел на мрачное зрелище как зачарованный.

— Новорожденного сразу после появления на свет и смерти его матери доверят той женщине из деревни, которая впоследствии его вырастит, воспитает. Вот так вот уруру и обеспечивают себе бессмертие. Обычаи их жестоки, но племя пронесло их через тысячелетия. И если племя уруру еще существует, то именно потому, что ему удалось создать способ поддерживать природное равновесие, именно такое, какое угодно Эволюции. Племени уруру неизвестны периоды упадка, которые свойственны загнивающему обществу западного мира. Ему незнакомо это совершенно необходимое в цивилизованном обществе требование начинать размножаться все позднее, продолжать жизнь без какой-либо реальной пользы, существовать в той модели семьи, которая характерна для нас. Посмотрите только, до чего ущербен Запад, вспомните, какие болезни вот уже лет сорок просто-таки преследуют обитателей западного мира. Ни дать ни взять цепная реакция… Вы думаете, Альцгеймер — это что-то новое? А если я скажу вам, что нет, что этот синдром был всегда, но никогда не проявлялся исключительно из-за того, что люди умирали более молодыми? Болезнь дремала внутри нас и ждала своего часа: караулила, сидя в клетках. Сегодня любой человек может узнать, каков его геном, к каким заболеваниям он предрасположен — например, к раку. Наше будущее изобилует гнусными возможностями и ориентировано на них… Да мы уже сейчас становимся безумцами и ипохондриками. И Эволюция больше ничего не решает.

К Люси на мгновение вернулось сознание, и она прошептала: «А почему Ева Лутц…»

— Лутц заявилась сюда с потрясающей гипотезой, и гипотеза эта могла бы быть моей лет двадцать назад: культура битвы в обществе, которая «впечатывает» в ДНК черты, свойственные левшам, вынуждает и следующие поколения быть леворукими, потому что так они могут куда лучше сражаться… Причина изменений ДНК — коллективная память… Ева выдвигала МОЮ гипотезу, Ева была в точности как я. — Он распустил пояс на своей военной форме и показал широкий рубец в паху. — Пять лет назад я чуть не погиб. Нолан хотел тогда пойти дальше — чересчур далеко. Когда они с Тернэ обнаружили этот вирус и уточнили способ его действия, Нолан заговорил о проекте громадного масштаба, а если вы его знаете, то должны понимать, что означают такие слова в его устах. Речь в этом случае пошла бы уже не о нескольких смертях, а о внедрении живого вируса в генофонд человечества. Представьте себе удесятеренный с точки зрения могущества ВИЧ, который делает генеральную уборку мира! Я намеревался противостоять, и тогда он решил меня убить. С тех пор я и не высовываю носа из джунглей.

Он привел в порядок одежду, снова выпил. Люси старалась запомнить то, что он говорил… хотя бы отдельные слова: вирус… Нолан… Ей приходилось бороться с туманом, который ее обволакивал, пожирал мысли, стирал воспоминания.

— Когда Лутц добилась встречи со мной, у меня появилась идея. Мне захотелось узнать… узнать, проявились ли уже первые симптомы вируса у молодых людей мужского пола. То есть выросли ли некоторые юноши жестокими сверх всякой меры, подтвердились ли таким образом гипотезы Тернэ и Нолана. Ну и я подумал, что студентку можно использовать. И попросил ее, побывав в тюрьмах, составить списки очень молодых заключенных — левшей, страдающих приступами неуравновешенности и совершивших преступление с особой жестокостью. Ей просто надо было привезти мне список с именами и фотографиями. Тогда я понимал, что встречу в этом списке внуков уруру и что в таком случае все теории Нолана оправдались, а когда девушка не вернулась, понял, что она зашла дальше намеченного и что одержимость в научном поиске стоила ей жизни. Нолан убил ее…

Люси барахталась в тумане. Образы продолжали роиться в ее голове. Все там мешалось, и, когда послышались женские вопли, Люси показалось, что исходят они из самого центра костра… В шуме и гаме настоящего можно было различить голоса из прошлого… Закричали, идя в наступление, полицейские, и дрожащая, вся взмокшая Люси вдруг ясно увидела себя в рядах борцов за правопорядок. Вот они взламывают дверь, Люси идет за всеми, вот Царно — на полу… Она взлетает по лестнице, пахнет горелым… Вот дверь, вот комната… Вот другое тело — с открытыми глазами…

Это Жюльетта лежит здесь мертвая, лежит прямо перед ней, и глаза ее широко открыты.

Люси рухнула куда-то вбок, закрыв руками лицо, и пронзительно закричала.

Она царапала ногтями землю, слезы ее смешивались с этой древней землей, а там, впереди, окровавленные руки предъявляли небесам младенца, вырванного из утробы его матери. В последнем проблеске сознания она увидела, как Шимо склоняется над ней и шепчет, обдавая ледяным дыханием:

— А теперь я выпью вашу душу…

Нолан говорил спокойно, мелкими точными движениями стирая иногда со лба капли пота.

— Феникс вышел из утробы Эволюции и заразил тридцать тысяч лет назад целые поколения кроманьонцев. Думаю, исчезновение неандертальцев было каким-то образом связано с геноцидом со стороны кроманьонцев, подцепивших вирус, но это уже другая история, и мне нет до нее дела. Есть вот до чего: когда началась «гонка вооружений» между вирусом и человеком, таким, каков он был в зарождающихся западных обществах, преимущества были на стороне человека, и с течением веков вирус стал бессильным, превратился в «мусор», в ископаемое внутри ДНК. Зато на территории уруру он продолжал существовать, лишь слегка мутируя в ритме медленной эволюции этого изолированного племени, сохранившегося с доисторических времен почти в полной неприкосновенности. В западных странах культура развивалась слишком быстро, она вела за собой гены, ориентировала их, она брала верх над природой. Там — да, но не в джунглях же! В джунглях гены всегда сохраняли превосходство по отношению к культуре.