Вскоре, вопреки здравому смыслу, Мэтт понял, что за ним не погонятся.

И тогда он побежал.

Его легкие прекратили свой мучительный труд много минут назад, но мозг еще где-то блуждал. Может быть, он никогда не остановится. Мэтт бежал, пока не свалился здесь, на вершине холма, но его гнал не страх перед банками органов. Он бежал от чего-то невозможного, от вселенной, лишенной здравого смысла. Как он мог выбраться с этой равнины смерти – и ни один глаз его не заметил? Это смахивало на волшебство, и он был охвачен страхом.

Что-то приостановило естественные законы вселенной, чтобы спасти ему жизнь. Он никогда не слышал ни о чем, способном на такое… за исключением Демонов Тумана. А Демоны Тумана – миф. Об этом ему рассказали, когда он достаточно повзрослел. Демоны Тумана – сказка, чтобы пугать детей, этакий Санта-Клаус навыворот. Старухи, углядевшие могущественных существ в тумане за краем мира, следовали традиции более древней, чем сама история, – возможно, столь же древней, как само человечество. Но никто не верил в Демонов Тумана. Они из того же разряда, что и созданная горняками Пояса жульническая религия с ее пророком Мэрфи. Смешно и грустно.

«Меня обнаружили и позволили уйти. Почему?»

Может, это сделано не случайно? Есть ли какой-то смысл в том, чтобы Госпиталь позволил колонисту подобраться к самой его стене, а потом отпустил?

Что, если банк органов заполнен до отказа? Возможно ли такое? Но ведь должно быть помещение, где держат арестованных, пока в банке не освободится место.

А что, если его приняли за экипажника? Да, вот именно! Человеческая фигура на Плато Альфа – кем она может быть, как не экипажником. Ну и что? Кто-то должен был подойти и расспросить его.

Мэтт стал мерить шагами площадку на вершине холма. Кружилась голова. Он пошел на верную смерть – и оказался свободен. Благодаря кому? Почему? Что делать дальше? Вернуться и дать им еще один шанс? Пойти к мосту Альфа-Бета, надеясь, что никто не заметит, как он проскользнет? Прыгнуть с обрыва, отчаянно размахивая руками?

Самое ужасное в том, что он не уверен, что это не сработает. Магия, магия… Худ говорил о магии.

Нет. Он побагровел, доказывая, что магия тут ни при чем. Он говорил о… психических способностях. А Мэтт был так увлечен Полли, что не запомнил ничего из сказанного Худом.

Какое невезение! Ведь для него это единственный выход. Он должен смириться с тем, что обладает пси-способностями, хотя совершенно не понимает смысла этого термина. По крайней мере, теперь можно дать хоть какое-то объяснение произошедшему.

– У меня есть психические способности, – объявил Мэтт.

Его голос со странной четкостью прозвучал в ночной тиши.

Отлично. Итак? Если Худ и вдавался в подробности природы психических сил, Мэтт этого не помнил. Но нельзя всерьез рассматривать идею перелететь через утес Альфа-Бета. Какова бы ни была правда о неизученных ментальных способностях человека, в ней должна содержаться логика. Мэтт помнил частые случаи, когда он оставался незамеченным, сильно этого желая, но он ни разу не летал, даже во сне.

Следует поговорить с Худом.

Но Худ в Госпитале. Возможно, уже мертв.

Мэтту было одиннадцать, когда Чингиз, он же папа, принес домой подарки – два брелока. Это были модели авиамобилей, подходящего размера для браслетов, и они светились в темноте. Мэтт и Жанна влюбились в них с первого взгляда.

Как-то ночью они продержали брелоки несколько часов в кладовке, предположив, что они засветятся ярче, «привыкнув к темноте». Когда Жанна открыла кладовку, брелоки совсем не светились.

Жанна заплакала. Реакция Мэтта была иной. Если темнота отняла у брелоков их силу…

Он на час подвесил их около лампы. Когда выключил свет, они сияли – крошечные голубые фонарики.

На звезды наплывала гряда небольших облаков. Всюду погасли городские огни. Светился только Госпиталь. Плато заснуло в глубокой тишине.

Итак. Мэтт пытался проникнуть в Госпиталь. Сработала тревожная сигнализация. Но когда он стоял в сиянии прожекторов, его не смогли обнаружить. Это такое же проявление магии, как и те, что случались и раньше, но он полагал, что начинает понимать суть происходящего.

Придется рискнуть. Мэтт зашагал вперед.

Он не планировал зайти так далеко. Вот бы его остановили, пока не поздно. Нет, уже слишком поздно, и в этом никаких сомнений.

Наверное, стоило надеть что-нибудь яркое. Голубую рубашку с оранжевым свитером, зеленые штаны с отливом, алую шапочку с буквой С в желтом треугольнике. И… очки в толстой оправе?[66] Со школьных времен утекло немало времени. Чего уж там, придется идти как есть.

Хорошо, что он любит эффектные жесты.

Он шел по краю пустынной зоны, пока не достиг домов. Вскоре зашагал по темным улицам. Дома были симпатичными и непривычными для глаза. Полюбоваться бы на них при дневном свете. Что за люди тут жили? Яркие, праздные, довольные, вечно молодые и здоровые. Жить среди них – вот было бы счастье!

Но он заметил в домах странную особенность. Как ни разнородны они по форме, цвету, стилю, стройматериалу, у них есть нечто общее. Все фасады обращены в противоположную от Госпиталя сторону.

Словно Госпиталь внушал жителям страх. Или чувство вины.

Впереди появились огни. Мэтт зашагал быстрее. Он шел уже полчаса. Да, это дорога для снабжения, ярко, как дневным солнцем, освещенная двумя рядами уличных фонарей. По ее изгибу в центре бежала прерывистая белая линия.

Мэтт ступил на белую линию и пошел по ней к Госпиталю.

Плечи опять неестественно напряглись, словно его преследовал страх смерти. Однако опасность лежала впереди. Банки органов – самая унизительная из всех мыслимых форм смерти.

Но Мэтт боялся чего-то худшего.

Бывало, из Госпиталя выпускали людей, чтобы они рассказали о судах над ними. Таких было мало, но они могли говорить. Мэтт догадывался, что его ждет.

Его обнаружат, обстреляют милосердными пулями и отнесут на носилках в Госпиталь. Когда он проснется, его отведут на первый и последний допрос к ужасному Кастро. Прожигая взглядом Мэтта, он пророкочет:

– А, Келлер? Да, мы разобрали твоего дядюшку. Ну что, Келлер? Ты пришел сюда, будто думал, что ты экипажник, которому назначена встреча. Да не спятил ли ты, Келлер?

И что он на это ответит?

Глава 5

Госпиталь

Во сне Хесус Пьетро выглядел лет на десять старше. Его защита – прямая спина, тугие мышцы, невозмутимая мимика – ослабла. Пугающе-бледные глаза были закрыты. Седые волосы спутались, обнажив голый скальп, прежде прикрытый аккуратной прической. Он спал один, отгороженный от жены никогда не запиравшейся дверью. Иногда метался во сне, а иногда томился бессонницей, сложив руки, глядя в потолок и бормоча про себя. Потому-то Надя и спала отдельно.