Но в эту ночь он лежал спокойно.

При некоторой медицинской поддержке он мог бы вернуть себе внешность тридцатилетнего. Стареющая кожа скрывала неплохо натренированные мышцы. У Хесуса Пьетро было хорошее дыхание, отчасти благодаря заимствованному легкому. Мускулы под морщинами и отложениями жира были твердыми, пищеварение – нормальным. Зубы, все трансплантированные, пребывали в идеальном состоянии. Дайте ему новую кожу, новый скальп, новую печень; замените несколько сфинктеров и автономных мышц…

Но для этого нужно специальное распоряжение конгресса экипажа. Это своего рода коллективный дар, и Кастро примет его, будь он предложен, но не собирается за него бороться. Трансплантаты и их выдача – право экипажа и его самая ценная награда. А Хесус Пьетро… не то чтобы брезглив, но неохотно обменял бы свой орган на орган какого-то незнакомца. Это похоже на частичную утрату эго. Лишь страх смерти заставил его принять несколько лет назад новое легкое.

Он спал спокойно.

А мозг тем временем работал. Состыковывал фрагменты мозаики.

Снимки Полли Турнквист: кто-то проскочил позавчера ночью сквозь его сеть. Побег Келлера прошлой ночью. Грызущие подозрения, пока только догадки, что груз рамробота номер сто сорок три гораздо важнее, чем считалось. Мятое, неудобное постельное белье. Слишком тяжелое одеяло. Он забыл почистить зубы. Навязчивый образ Келлера, вниз головой ныряющего в туман. Тихие звуки снаружи, доносящиеся уже час; эти звуки не будят его, но остаются необъяснимыми. Приступы вожделения к девушке, отправленной на «лечение в гробу»; последовавшее за ними чувство вины. Соблазн применить этот древний способ промывки мозгов в собственных целях – заставить мятежницу-девушку хоть на время полюбить его. Адюльтер! Опять чувство вины.

Соблазны. Сбежавшие арестанты. Горячая измятая постель.

Все бесполезно…

Хесус Пьетро проснулся.

Он лежал на спине, сложив руки, глядя в потолок. Бесполезно бороться. Прошлая ночь сбила его внутренние часы; он завтракал в полпервого. Почему он продолжает думать о Келлере?

(Вниз головой в туман; пропеллеры с силой давят сзади. Ад наверху, рай внизу. Взлетает в неведомое; пропадает навсегда, уничтожен полностью. Реализованная мечта индуистов. Покой полного растворения.)

Хесус Пьетро перекатился на кровати и включил телефон.

– Госпиталь, сэр, – произнес незнакомый голос.

– Кто это?

– Мастер-сержант Леонард В. Уоттс, сэр. Ночная смена.

– Что происходит в Госпитале, мастер-сержант?

Вопрос не был из ряда вон выходящим. В последние десять лет Хесус Пьетро задавал его по утрам десятки раз.

Голос Уоттса был четок:

– Сейчас посмотрим. Вы ушли в семь, сэр. В семь тридцать майор Йенсен приказал отпустить не связанных с мятежниками лиц, которых мы захватили прошлой ночью, тех, у кого не было ушных микрофонов. Майор Йенсен ушел в девять. В десять тридцать сержант Гелиос доложил, что все отпущенные вернулись в свои дома. Ммм… – Шелест бумаг. – Все допрошенные сегодня арестанты, кроме двух, были казнены и отправлены на хранение. Секция медицинских запасов информирует нас, что банк не может принять новый материал, а когда сможет, сообщит. Желаете получить список казненных, сэр?

– Нет.

– «Лечение в гробу» идет удовлетворительно. Неблагоприятных медицинских реакций у подозреваемой нет. Охрана доложила о ложной тревоге в двенадцать ноль восемь – на барьер электроглаза наскочил кролик. Ничего движущегося на земле не обнаружено.

– Тогда откуда они знают, что это был кролик?

– Мне спросить, сэр?

– Нет. Разумеется, они просто предположили. Спокойной ночи.

Хесус Пьетро повернулся на спину и стал ждать сна.

Мысли плыли…

…Они с Надей в последнее время редко бывали близки. Может, пора колоть тестостерон? Трансплантат не понадобится: многие железы не вводятся в анабиоз, а продолжают функционировать, как и раньше, при условии четкого снабжения пищей и кровью и надлежащего выведения гормонов. Уколы – это неприятно, но он стерпит.

…Хотя его отец не пожелал.

Когда Хесус Пьетро был моложе, он подолгу размышлял о своем зачатии. Почему старик настоял, чтобы врачи подсоединили семявыводящие протоки при пересадке половых желез? Постаревший Хесус Пьетро считал, что знает ответ. Даже шестьдесят лет назад, несмотря на многовековой обычай жить большими семьями, Плато оставалось малонаселенным. Кастро считал размножение долгом, как и все его предки. Да и что должен испытывать старик, сознавая, что в конце концов не сможет производить детей?

Еще более постаревший Кастро полагал, что знает и это.

Его мысли блуждали вдали, размываемые дремотой. Хесус Пьетро повернулся на бок в сонном уюте.

…Кролик?

Почему бы и нет? Из леса.

Хесус Пьетро повернулся на другой бок.

…Что делать кролику в лесу, полном ловушек?

Что делать в лесу животному крупнее полевой мыши?

Что делать кролику на Плато Альфа? Чем бы он питался?

Хесус Пьетро выругался и потянулся к телефону.

– Вот приказ, – сказал он мастер-сержанту Уоттсу. – Завтра лес тщательно прочесать. Если найдут что-нибудь размером хотя бы с крысу, сообщить мне.

– Да, сэр.

– Эта ночная тревога. В каком секторе она была?

– Сейчас посмотрю… Ага. Шестой сектор, сэр.

– Шестой? Но это вовсе не рядом с лесом.

– Да, сэр.

Вот и все.

– Доброй ночи, мастер-сержант. – Хесус Пьетро положил трубку.

Завтра лес обыщут. Реализация определенно распустилась, решил Хесус Пьетро. Ему придется что-то предпринять.

Стена была наклонена наружу: двенадцать футов бетона с колючей проволокой поверху. Ворота были наклонены под тем же углом, примерно двенадцать градусов от вертикали. Они были сделаны из литого железа так, чтобы уходить в бетонную стену двенадцати футов толщиной. Ворота были закрыты. Фонари освещали изнутри верхнюю кромку стены и ворот и окрашивали небо над ними.

Мэтт стоял под стеной и смотрел вверх. Через нее не перелезть. Если его увидят, то откроют ему ворота… Но его не должны увидеть.

Пока что не увидели. Логика сработала. Если то, что светится в темноте, гаснет, пробыв в темноте слишком долго, помести его поближе к свету. Если машина поднимается вверх при правильной ориентации, значит она полетит быстрее вниз, если ее перевернуть. Если полицейские замечают тебя, когда ты прячешься, но не наоборот, они не увидят, как ты пойдешь посередине освещенной дороги.

Но тут логика заканчивалась.

То, что помогало ему раньше, перестало действовать.

Мэтт повернулся к стене спиной. Он стоял под нависающими железными воротами, его глаза следили за прямой линией дороги до того места, где кончались ее огни. Большинство домов уже было погружено во тьму. Земля окуталась мраком вплоть до звездного горизонта. Справа звезды над горизонтом размывались, и Мэтт знал, что видит верхний край тумана бездны.