Второй подход состоит в том, чтобы выяснить источник «проектируемых» свойств объекта. Опираясь на труд преподобного Палея «Естественное богословие», Ричард Доукинз утверждал, что только случайными обстоятельствами нельзя объяснить ни сложной точной работы механизма часов, ни тем более факта бытия живых существ. Для решения этого вопроса Палей обратился к Богу, а Доукинз с той же целью обратился к Дарвину. В то время как Бог всевидящ, естественный отбор осуществляет свои функции вслепую. Естественный отбор формирует организмы со сложными особенностями строения, основанными на неслучайном, но лишенном определенной цели процессе. Плохо спроектированные варианты устраняются, хорошо спроектированные сохраняются. Когда мы видим сложно устроенный организм или орган, мы видим уникальную работу естественного отбора, «мастера на все руки», который в целях адаптации творит прекрасные продукты из сырья, имеющегося под рукой. Этот аргумент равно справедлив как для организма в целом, так и для его отдельных частей: глаз, мозга и психики.

В последней главе я говорил, как Космидес и Туби использовали позицию проектирования, чтобы обосновать доводы в пользу эволюционного формирования «детектора лгуна». Как они предполагают, центральная проблема для наших предков из плейстоцена состояла в том, чтобы сотрудничать в обслуживании социального обмена. Когда индивидуумы участвуют в этом виде обмена, они неявно или явно устанавливают социальный Контракт. Учитывая, что индивидуумы могут нарушать социальные контракты, получая выгоду без оплаты стоимости, отбор мог «одобрить» тех индивидуумов, которые оказывались способными обнаружить таких мошенников. Обратный вариант проектирования требует, чтобы мы нашли психологический механизм, позволяющий идентифицировать случаи обмана, которым, согласно представлениям Космидес и Туби, мы, безусловно, обеспечены. Это свидетельство в пользу адаптивной позиции проекта.

Противоречие в работе, посвященной способности к обнаружению мошенника, связано с вопросом: почему эта способность развивалась в эволюции? Предполагая, что система обнаружения мошенника оформилась как адаптация к жизни у охотников/собирателей плейстоцена, Космидес и Туби подразумевают, что это уникально человеческая адаптация. Конечно, такое предположение вполне вероятно, но в отсутствие наблюдений над другими животными оно вряд ли может быть неоспоримым. Без изучения других животных заявления о человеческой уникальности лежат в области предположений. И, как я расскажу позже, имеются многочисленные наблюдения случаев обмана у животных и нескольких случаев, когда мошенники были ими обнаружены.

В этой главе я исследую, какие компоненты моральной способности, если таковые вообще имеются, возникли в эволюции до появления нашего собственного вида. Идею о социальной взаимности я представляю как главную и по причине ее исключительной роли в жизни человека и потому, что анализ этого явления поднимает вопросы о его психологических предпосылках. Чтобы начать и поддерживать взаимно-устойчивые отношения, индивидуумы должны узнать друг друга, выяснить основные вопросы, составляющие суть деловых отношений: что именно, кому, сколько, когда и с какими затратами? Индивидуумы должны также узнать, был ли ресурс для обмена предоставлен намеренно или это случайный, побочный продукт продвижения к иной эгоистичной цели? И, кроме того, не зависит ли обмен ресурсами от каких-либо условий?

Подобно другим социальным взаимодействиям, эта форма кооперации связана со многими способностями. В их число включаются способности определять ожидания, эмоционально реагировать на действия, которые удовлетворяют этим ожиданиям или нарушают их, способности усваивать, подчиняться и предписывать правила, а также испытывать чувство ответственности за позитивное развитие отношений. Поведение каждого человека, вступающего в социальные отношения, часто зависит от уровня развития и степени дифференцированности его самосознания, а также от способностей к сопереживанию и предвидению психических состояний других людей без прямого наблюдения за их поведением. Когда мы формулируем моральные суждения о чьем-либо действии, мы используем многие из этих способностей, несмотря на то что часто не осознаем сути основополагающего процесса. Возможно, они и есть психологические «биты» — элементарные частицы нашей психики, которые Дарвин имел в виду, когда рассматривал развитие наших интеллектуальных возможностей. Может быть, эти «биты», при условии такого же, как у человека, или близкого к нему уровня развития, дали бы некоторым животным примитивное моральное чувство, способность, которую мы могли бы с удовлетворением считать эволюционным предшественником нашей морали.

Когда физиолог Иван Павлов вырабатывал у своих собак условный рефлекс, он учил их ожидать пищу, как только те услышат звонок. Однако нам неизвестно, на что именно надеялись эти собаки, потому что Павлов никогда не исследовал, были ли они удовлетворены появлением привычной еды или ожидали какой-то особой пищи и, таким образом, чувствовали себя разочарованными и обманутыми, если им предлагалось что-то другое. Иными словами, что именно ожидают животные и о чем они думают до наступления предсказанного события? Независимо от содержания ответа, он не будет иметь прямого отношения к проблемам морального значения. Однако, поскольку ожидание включено в контакты в социальной сфере, необходимо глубже вникнуть в его сущность. Если животные могут формировать ожидания и обнаруживать их нарушения, то они должны быть способны к оценке социально правильных или неправильных действий, а возможно, и к оценке этих действий с точки зрения морали.

В 1920-е годы психолог Эдуард Тинкелпоу провел ряд экспериментов. Их цель — выяснить, способны ли обезьяны (макаки резус и шимпанзе) иметь определенные ожидания по поводу разных продуктов, сначала показанных им, а затем скрытых в контейнере. В одной серии экспериментов подопытная обезьяна видела, как Тинкелпоу прятал разные пищевые продукты в одном из двух контейнеров. Затем он ставил экран перед контейнерами, пряча их от взгляда животного, некоторое время ждал, а потом убирал экран и позволял обезьяне искать скрытые продукты. Все подопытные обезьяны активно исследовали контейнер с пищей, иногда его содержимое соответствовало тому, что было положено вначале, а иногда и нет. Если они видели, что Тинкелпоу спрятал банан, и затем находили банан, то выражали удовольствие. Если они видели, что Тинкелпоу положил банан, а они находили вместо банана салат, то начинали сердиться или были весьма озадачены.

Мы не знаем, что именно переживают приматы в ситуации удовлетворения ожидания или полного разочарования. Но эксперименты Тинкелпоу были успешно повторены несколько раз. Особо следует отметить нейрофизиологические исследования, в которых установили нервный код, отражающий ожидание соответствия и обнаружение ошибки[298]. Эти исследования убедительно демонстрируют, что мозг приматов в эволюции развивался таким образом, чтобы формировать ожидания, предвосхищая результаты, которые имеют значение для выживания.