Весной наступала пора дипломного проектирования. Студентов тоннельщиков каждый год выпускалось сорок пять человек, преподавателей доцентов на нашей кафедре было всего четыре. Для нескольких человек удавалось найти руководителей дипломов в Метрогипротрансе или в Научно-исследовательском транспортном институте, но основной массой студентов должны были руководить мы. Надо было придумать для всех гидрогеологические условия, в которых сооружается станция метрополитена, задать пассажиропотоки, придумать место расположения станции в городе. Работы было много, если учесть, что каждый доцент должен был руководить примерно десятью студентами-выпускниками.

Защиту проектов принимала комиссия, состоящая из заведующего кафедрой, кого-нибудь из главных инженеров Метрогипротранса, начальников строительных управлений Метростроя и руководителя Научно-исследовательского транспортного института. Они задавали студентам вопросы и выставляли оценки. Все в комиссии знали, что выпустить надо всех, поэтому оценки ниже тройки не ставились.

Я знала, что плохие студенты каким-то образом доставали из архива старые дипломные работы и беззастенчиво перечерчивали их. Меня это возмущало, но раз нельзя выгнать студента в процессе его обучения, то тем более нельзя его не выпустить из института инженером.

И еще было одно обстоятельство, с которым мне трудно было примириться. Всех преподавателей собрал партийный комитет института, и нам сказали, что преподаватели должны взять опеку над студентами, следить за их дисциплиной, ходить к ним в общежитие и досконально знать, чем они живут. Даже рекомендовалось пойти в отдел кадров и просмотреть их дела, чтобы знать, кто их родители, и все, о чем написано в деле. Меня это возмутило до такой степени, что я заявила, что ни ходить в общежитие, ни смотреть в архиве их дела я не буду.

В последние годы моей преподавательской деятельности у меня после лекций, особенно если приходилось читать две лекции подряд, сильно разбаливалась голова. Обычно я шла домой пешком до Трубной площади, а там, если болела голова, брала такси, если не болела — ехала на трамвае. Я тогда не знала, что существует такая болезнь, как высокое давление, принимала головную боль за простую мигрень.

К врачам в те годы я не обращалась вообще, кровяное давление никогда не измеряла.

В 1965 году наш учебник был издан, и я решила, что мне надо уходить на пенсию. Обычно в СССР женщины уходили на пенсию в 55 лет, я же проработала один лишний год — не могла уйти, пока не будет издан учебник. И вдруг поняла, что смертельно устала от инженерных дел, которым отдала почти сорок лет своей жизни. Институт устроил мне прощальные проводы. Заведующий кафедрой и коллеги выступали с похвальными речами и подарили дурацкую хрустальную вазочку для конфет.

Я твердо решила, что прощаюсь с МИИТом навсегда и вообще больше не буду заниматься техникой. Но не тут-то было! Через десять лет понадобилось второе издание нашего учебника, а еще через десять — третье. Отказаться участвовать в этой работе я не могла. Нашлись бы люди, которые с удовольствием поставили свою фамилию вместо моей, не изменив текста ни по существу, ни по форме. Бывая в Метрогипротрансе, я видела технические условия, когда-то написанные мною, с другой фамилией автора.

Для второго издания я снова ходила в библиотеки, узнавала, не появилось ли что-то новое о метрополитенах в технических журналах, знакомилась с новинками в Метрогипротрансе и в тексте учебника заменяла устаревшие конструкции на новые.

Такая же работа была проведена мной и для третьего издания учебника, для которого уже в 1984 году я собственноручно вычертила 100 иллюстраций. В это время мне было уже 75 лет.

Но с каждым переизданием учебник становился все хуже. Во-первых, издательство «Транспорт» каждый раз сокращало его объем. Во-вторых, профессор В. П. Волков, который был нашим главным редактором, к тому времени уже умер, и главным редактором стал новый заведующий кафедрой Храпов, человек малоопытный, не имевший практики работы в Метрогипротрансе.

Он был единственным членом коммунистической партии из доцентов нашей кафедры, поэтому должен был занять место заведующего. Его кандидатской диссертацией в МИИТе была тема «Расчет наклонных эскалаторных тоннелей» — этот расчет вообще не имел никакого практического применения.

Я была счастлива, освободившись от дел, от ответственности, от необходимости подчиняться дисциплине. И это несмотря на то, что очень любила свою работу и считала свою инженерную судьбу счастливой.

Уйдя на пенсию, я почувствовала себя наконец свободной, и это чувство свободы было великолепным чувством. Работы у меня было много, я знала, что буду делать, но это была совсем другая работа.

Студенческая жизнь Лиды проходила спокойно. Она сдавала экзамены, выполняла курсовые проекты, переходила с курса на курс. Но отношение к учебе не было таким серьезным, как в мое студенческое время. Как и студенты в МИИТе, некоторые студенты в Архитектурном институте старались где можно схалтурить. Лида, зная английский язык лучше других, бралась переводить «тысячи» английских слов кому-нибудь из студентов. За это ей выполняли какое-нибудь задание по второстепенным курсовым работам.

Лида никогда не рисовала сверх того, что требовалось на уроках рисования. У нее не было желания выйти с мольбертом на улицу и нарисовать что-то с натуры. Как мне рассказывали ее институтские друзья, на уроках рисования Лида отставала от других по рисунку карандашом, но умела работать с красками, было у нее чувство цвета. Повлиять на Лиду, чтобы она училась серьезнее, я уже не могла.

Поступив по моему желанию в Архитектурный институт, она получила свободу и самостоятельность. Я перестала снимать для нее дачу под Москвой, так как она хотела отдыхать только у моря. За время студенческой жизни, да и позже, Лида уезжала в Крым (Ялта, Гурзуф, Коктебель, Судак) или на Кавказ (Сухуми, Тбилиси, Гагры и Новый Афон). Уезжала обычно с подругами, три из которых были ее подругами начиная с первого класса школы и одна, с которой познакомилась уже в институте.

Когда я однажды спросила Лиду, с кем она познакомилась в институте, она ответила, что ей понравилась студентка Ирина Попова. Фамилия эта была мне знакома, я подумала, не дочь ли она Александра Рафаиловича Попова, с которым я дружила еще в студенческое время, в 1930–1931 годах. Лида возразила, что отца Ирины зовут Исаак Абрамович. На другой же день выяснилось, что ее настоящий отец действительно Александр Рафаилович, а Исаак Абрамович — второй отец, который ее вырастил.

Как странно устроена жизнь: мне когда-то понравился отец Ирочки Поповой, а его дочь понравилась больше всех других моей Лиде. Со дня знакомства на первом курсе дружба с ней продолжается до сих пор.

Когда уже на третьем курсе надо было выбирать профессию, Лида и Ирочка выбрали своей будущей специальностью планировку городов. Дипломным заданием Лиды была планировка города-спутника Москвы со всеми необходимыми тогда учреждениями. Главным зданием в центре города было здание партийного комитета. Рельеф местности был задан и для дипломного проекта выполнялся на большой доске при помощи листов толстого картона. Отдельные здания города в виде прямоугольников и квадратов из папье-маше белого цвета наклеивались на картон рельефа местности. Были распланированы дороги, парки, сады и спортивные площадки. К дипломному проекту должна быть написана пояснительная записка.