Все окружили ее. У каждого было для Люка послание. Жоакино протянул ей красный пояс, отличавший его как капитана звена.

— Его должен был носить он. Вероятно, он сумел бы вести вас лучше, чем я.

Раффаэль втиснул ей в руку маленькую серебряную трубочку.

— Пусть проглотит это, — прошептал он ей на ухо. — Тогда веревка не сможет сжать ему горло.

Гисхильда спросила себя, откуда ее товарищ знает о таких вещах и что за коневоды его родители.

— Отодвинь шатающуюся доску на обратной стороне вашей спальни, — посоветовал Друстан. — Уверен, дверь барака находится под наблюдением.

Все тут же притихли.

Гисхильда судорожно сглотнула. Магистр смотрел на нее, и щека его подрагивала, а на узких губах играло подобие улыбки.

— Ты ведь не думала, что мне об этом ничего не известно? Я тоже когда-то был послушником и довольно упрямым. Ты ведь знаешь, какая у нас, Львов, слава.

Друстан все-таки загадка. Иногда он ей по-настоящему нравился. Но долго это никогда не продолжалось.

Они погасили все свечи в большой спальне. Затем Гисхильда отодвинула доску и кубарем выкатилась на улицу. Обратная сторона барака лежала в тени. Девочка не двигалась с места. Друстан был прав. На опушке леса, у большого кедра, она заметила несколько фигур.

Гисхильда ждала. Перед ней лежала залитая лунным светом их стройплощадка. Никогда не думала она, что Люк будет первым, кого они похоронят в башне-могильнике. Девочка опять с трудом сдержала слезы. И все потому, что парочку послушников забрызгали тиной. Она ненавидела этих проклятых рыцарей! Сильвина придет еще до наступления следующей зимы. Эльфийка твердо обещала это. Она заберет ее. А до тех пор дни для нее будут тянуться бесконечно. Нужно было обращаться с Люком лучше. Ведь в конце концов он ей нравился…

Никто не пришел сказать ему, какой приговор вынесли. Люк сидел в камере рядом с небольшим залом, где проходил суд. Здесь было крошечное окно, слишком маленькое, чтобы в него можно было выглянуть. Зато сквозь него доносился ответ на жизненно важный для него вопрос: стук плотничьих молотков по дереву. Там, внизу, устанавливали виселицу.

Люку стало дурно. Еще никогда ему не доводилось видеть казни. Говорили, что при повешении все мочились. Мальчик бросил взгляд на деревянное ведро, стоявшее в углу камеры. Он позаботится о том, чтобы с ним не случилось ничего подобного.

Надо надеяться, что они не приведут остальных Львов смотреть на казнь. Спросят ли его о последнем желании? Наверняка созовут всех послушников. Жероме ведь говорил, что эта казнь должна устрашить остальных.

Люк поднял глаза к окну. В нем виднелся только маленький кусочек ночного неба, на котором сияли три звезды. Ему вспомнился свет звезд в глазах Гисхильды. Она красивая… Хоть бы у нее жизнь сложилась хорошо!

Он стал думать о том, что с удовольствием научился бы фехтовать так, как Гисхильда. И победу на бугурте тоже хотелось бы увидеть… Не такую, как сегодня. Интересно, долго ли еще до рассвета? Стук молотков стих. Что это, время так быстро пролетело? Теперь в окне виднелись только две звезды. Мальчик подошел к стене и крепко прижался к ней, чтобы увидеть третью звезду. Хотелось остановить время. До рассвета еще, должно быть, уйма времени. Ночь ведь только началась!

Он снова подумал о Гисхильде. Отречется ли она от языческих богов? Могла бы доверить ему свою самую главную тайну той ночью, если бы Друстан приехал хоть немножечко позже? Вероятно, нет… Она чересчур скрытна.

В коридоре раздались шаги. Загрохотал железный засов на двери камеры. Вошел высокий бородатый рыцарь. На нем были латы, как будто он собрался на битву, а в левой руке факел.

— Идем, парень! — грубо сказал он.

Люк недоверчиво посмотрел в окно. Его время не истекло! Ведь еще ночь!

— Ты… ты пришел слишком рано, брат.

Глаза рыцаря потемнели. От них повеяло холодом.

— Все вы так считаете.

— Но говорили же, что на рассвете…

Воин подошел к нему и схватил за запястье.

— Твоя очередь сейчас!

Люк почувствовал себя обманутым.

— Они не могут так поступить! У меня еще есть пара часов… Я… Даже друзья не приходили.

— Ты и не представляешь себе, насколько редко приходят друзья!

Рыцарь тычком подтолкнул его к двери.

— Пожалуйста, уточни еще раз… Это, должно быть, ошибка! Моя очередь еще не пришла. Не сейчас. Только на рассвете…

Люк едва не плакал. Он не успел попрощаться с миром. Они не могут так просто отнять у него жизнь!

Бородач вытянул его в коридор.

— Перестань упираться! И не умоляй, малый! Разве у тебя не осталось ни капли гордости?

Внезапно Люк понял, почему рыцарь обращается с ним так грубо.

— Ты сегодня проиграл деньги, не так ли? Ты…

Звонкая пощечина заставила его умолкнуть. Мальчик прикусил язык, и рот заполнился кровью.

— Я не позволю тебе оскорблять меня, слышишь? Я не поставил ни единой монеты. Никогда не спорю на деньги. Но ты посмеялся надо мной своими поступками… Орден для меня — это святое. Вся моя жизнь! Я прибыл в Валлонкур более тридцати лет назад. Я из Бычьеголовых. Не считая меня, из моего звена в живых остались только трое. Семь раз я был ранен на службе ордену. И два из них настолько сильно, что меня хотели уже записать в кресты. А тут являешься ты, умник-разумник, и переворачиваешь все наши правила и традиции с ног на голову. То, за что я сражался, за что проливал кровь. Я буду справедлив по отношению к тебе. Но слова доброго от меня ты не дождешься.

Люк поглядел на рыцаря. В черных доспехах тот показался ему ожившей тенью. Ему было безумно жаль. Ведь бугурт — всего лишь игра… Он ведь не знал!

Люк выпрямился. Внезапно ему стало неприятно, что он себя так ведет.

Рыцарь привел его к узкой винтовой лестнице, Люк не вырывался. Сопротивляться смысла больше не было. Вспомнились омшаник и белая женщина. Слишком много запретов он нарушил за свою жизнь. Похоже, это у него в крови. Может быть, он все-таки подкидыш?

Бородач подтолкнул его к двери, ведущей во двор.

Люк ужаснулся. Там стояла толпа послушников. Неужели Львам придется наблюдать его казнь?

Он узнал девочку с косами. Маша! Так это Драконы. Итак, им доставят удовольствие, позволив присутствовать при том, как его накажут.

Рыцарь подтолкнул его дальше. В центре площади возвышался деревянный помост. Черный силуэт виселицы выделялся на фоне ночного неба. У мальчика подкосились колени. Он вспомнил, что не успел облегчиться — слишком рано пришли за ним. Как ни старался он сдержаться, бороться со слезами уже не было сил. Это несправедливо! У него должно быть время до рассвета. Еще рано! Рано!