Чувствовал только злость. Если бы она позвонила на полчаса раньше, я бы от этой злости расколотил Стейница в пух и прах — только он уже пятьдесят лет как умер, а шахматная партия была из задачника.

За три дня до Рождества я получил чек на сто долларов из банка в Лас-Вегасе. Вместе с ним пришла записка на листке с названием гостиницы. Он благодарил меня, желал мне счастливого Рождества, всяческих удач и надеялся на скорую встречу. Постскриптум свалил меня с ног. «Мы с Сильвией начинаем здесь наш второй медовый месяц. Она просит вас не сердиться на нее за то, что она решилась на вторую попытку».

Остальное я узнал из газеты, из раздела, который ведут эти дешевые снобы, светские хроникеры. Обычно я этого не читаю, разве только когда не на что позлиться.

Я отшвырнул газету в угол и включил телевизор. После этой собачьей блевотины даже борцы смотрелись прилично. Но факты, вероятно, были изложены точно. В светской хронике рисковать опасно.

Я представил себе эту восемнадцатикомнатную хижину, пошедшую в придачу к нескольким поттеровским миллионам, не говоря уж о том, как ее разделали эти Дюо в новейшем символико-фаллическом духе. Но никак не удавалось представить себе Терри Леннокса — как он в шортах слоняется вокруг одного из своих бассейнов и по переносному радио приказывает дворецкому заморозить шампанское и поджарить куропаток. Почему не удавалось, я не понимал. Если этому парню приятно играть роль комнатной собачки, мне-то что? Я только не хотел его больше видеть. Но знал, что придется — хотя бы из-за этого проклятого чемодана с золотыми застежками…

Это случилось в сырой мартовский вечер. В пять часов он вошел в мою убогую обитель для размышления. Выглядел старше, был очень трезв, строг и блистательно спокоен. Был похож на боксера, который научился стойко держаться под ударом. Он был без шляпы, в перламутрово-белом дождевике, в перчатках, седые волосы были приглажены, как перья на птичьей грудке.

— Пойдемте выпьем в какой-нибудь тихий бар, — сказал он, как будто мы не виделись всего минут десять. — Если, конечно, у вас есть время.

Мы не стали пожимать рук. Мы ни разу еще этого не делали. Англичане, в отличие от американцев, не обмениваются постоянными рукопожатиями, и Терри Леннокс, хотя и не был англичанином, соблюдал их правила.

Я сказал:

— Заедем ко мне, заберите ваш роскошный чемодан. Он мне надоел.

Он покачал головой.

— Будьте любезны, подержите его у себя.

— Зачем?

— Просто так. Вы не против? Это память о временах, когда я еще не был полным ничтожеством.

— Да ну вас к чертям, — ответил я. — Впрочем, дело ваше.

— Если вы беспокоитесь из-за того, что его могут украсть…

— И это дело ваше. Так как насчет выпивки?..

Мы отправились в бар Виктора. Он отвез меня туда на машине марки «Юпитер-Джоуэтт», ржавого цвета, с легким парусиновым верхом, всего на два места. Обивка была из светлой кожи, а отделка, кажется, из серебра. Я не слишком увлекаюсь машинами, но от этой проклятой штуки у меня все-таки потекли слюнки. Он сказал, что на второй передаче она выжимает шестьдесят пять миль в час. Коротенький рычаг скоростей едва доходил ему до колен.

— Четыре скорости, — сказал он. — Автоматическое переключение для такой модели еще не придумали. Да оно и ни к чему. Она сразу включает на третью, даже в гору, а при нашем уличном движении больше и не нужно.

— Свадебный подарок?

— Просто подарок. Знаете — «я случайно увидела эту штучку в витрине». Балуют меня.

— Это приятно, — заметил я. — Если взамен ничего не требуют.

Быстро взглянув на меня, он снова перевел глаза на мокрую мостовую.

Дворники нежно шелестели по стеклу.

— Взамен? Обязательно требуют, приятель. Может, вы думаете, что я несчастлив?

— Прошу прощения, забылся.

— Я богат. На кой черт нужно еще и счастье? — В голосе у него слышалась какая-то незнакомая грусть.

— Как у вас со спиртным?

— Шик-блеск, старина. По непонятной причине держусь. Пока что, во всяком случае.

— Может быть, вы и не были настоящим алкоголиком. — В баре Виктора мы сели в уголок и стали пить «лимонную корочку».

— Не умеют здесь смешивать этот коктейль, — сказал он. — Просто берут джин, лимонный сок, добавляют сахара и горькой. А настоящая «лимонная корочка» — это джин пополам с соком зеленого лимона, и больше ничего. Дает мартини сто очков вперед.

— Я по выпивке не большой специалист. Как вас принял Рэнди Старр? У нас он тут слывет крутым парнишкой.

Он откинулся на спинку и задумался.

— Наверное, так и есть. Наверное, все они такие. Но по нему этого не видно. Я знаю парочку таких же ребят в Голливуде, которые нарочно выпендриваются, Рэнди не дает себе этого труда. У себя в Лас-Вегасе он респектабельный бизнесмен. Будете там, зайдите к нему. Вы подружитесь.

— Вряд ли. Не люблю бандитов.

— Не придирайтесь к словам, Марло. Мы живем в таком мире. Таким он стал после двух войн, таким и останется. Мы с Рэнди и еще одним парнем однажды вместе попали в переделку. Это нас и связывает.

— Тогда почему вы не попросили его помочь, когда вам было плохо?

Он допил и помахал официанту.

— Потому что он не смог бы мне отказать. — Официант принес по второй порции, и я сказал:

— Это все пустые разговоры. Если парень у вас в долгу, вы о нем подумайте. Надо же дать ему шанс расквитаться. — Он медленно покачал головой.

— Вы, конечно, правы. Я же попросил у него работу. Но это была работа. А просить одолжение или подачек — нет.

— Но вы же приняли их от чужого человека. — Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Чужой человек может притвориться, что не слышит, и пройти мимо.