— О чем речь-то? — Я извлек трубку и начал ее набивать.

— Она напугана. Жутко боится.

— Чего?

— Не знаю. Мы теперь почти не разговариваем. Может быть, своего старика. Харлан Поттер — жестокий сукин сын. Снаружи — сплошная викторианская добродетель. Внутри — настоящий гестаповец. Сильвия — потаскуха. Он это знает, возмущен и ничего не может поделать. Но он выжидает, следит, и если Сильвия вляпается в крупный скандал, он ее сломает пополам, а половинки закопает за тысячу миль друг от друга.

— Но вы ее муж.

Он приподнял пустой стакан и стукнул им по краю стола. Стакан разбился с резким звоном. Бармен пристально поглядел на нас, но промолчал.

— Вот так, приятель. Вот так. Я ее муж, это точно. Записано в брачном свидетельстве. Я — это три белые ступеньки, и большая зеленая дверь, и медный молоток, которым надо постучать — один длинный, два коротких, — и тогда горничная пустит вас в стодолларовый бордель.

Я встал и бросил на стол деньги.

— Болтаете слишком много, — сказал я, — черт бы вас побрал. Больше вас ни на что не хватает. Пока.

Я ушел, оставив его за столом. Он был потрясен и бледен — насколько это можно разобрать при освещении в баре. Он что-то сказал мне вслед, но я не остановился.

Через десять минут я уже жалел об этом. Но через десять минут он уже был далеко. В контору он больше не приходил. Совсем, ни разу. Видно, я попал ему в самое больное место.

После этого я не видел его целый месяц. А когда увидел снова, было пять часов утра, едва начинало светать. Настойчивый звонок в дверь выдернул меня из постели. Я протащился по коридору, по гостиной и открыл дверь. Он стоял на пороге, и вид у него был такой, словно он не спал неделю. На нем было легкое пальто с поднятым воротником, он дрожал. На глаза была надвинута темная шляпа.

В руке у него был револьвер.

Револьвер не был направлен на меня, Терри Леннокс просто держал его в руке. Это было иностранное оружие, среднего калибра, наверняка не «кольт» и не «сэвидж». Все это вместе — бледное изможденное лицо, шрамы, поднятый воротник, нахлобученная шляпа, револьвер — было словно взято напрокат из старомодного зубодробительного гангстерского фильма.

— Вы везете меня в Тихуану к самолету в десять пятнадцать, — сказал он. — Паспорт и виза у меня есть, все в порядке, кроме транспорта. По некоторым причинам я не могу сесть на поезд, ни в автобус, ни в самолет в Лос-Анджелесе. Пятьсот долларов достаточно за проезд? — Я стоял в дверях и не пускал его.

— Пятьсот плюс эта пушка? — спросил я. Он рассеянно взглянул на револьвер. Потом уронил его в карман.

— Это мера предосторожности, — сообщил он. — Для вас. Не для меня.

— Тогда входите. — Я шагнул в сторону, он вошел и рухнул в кресло.

В гостиной было еще темно, потому что у хозяйки под окном разросся густой кустарник. Я зажег лампу и вытащил сигарету. Прикурил. Поглядел на него. Взъерошил себе волосы, которые и так были взъерошены. Изобразил усталую ухмылку.

— Какого черта не даете поспать в такое прекрасное утро? Десять пятнадцать, говорите? Времени полно. Пошли на кухню, я сварю кофе.

— Вы, ищейка! Я попал в беду. — «Ищейка». Впервые он меня так назвал. Но это шло к тому, как он явился, как был одет, к револьверу и всему прочему.

— Денек будет — пальчики оближешь. Теплый ветерок. Слышно, как на той стороне шепчутся старые добрые эвкалипты. Вспоминают славные времена в Австралии, когда под ними резвились кенгуру, а медвежата коала играли в чехарду. Да, до меня дошло, что у вас неприятности. Поговорим об этом после кофе. Я туго соображаю с утра. Обратимся к мистеру Хиггинсу и мистеру Янгу.

— Слушайте, Марло, сейчас не время для…

— Чего вы испугались, старина? Лучше мистера Хиггинса и мистера Янга на свете нет. Они делают кофе «Хигтинс-Янг». Это дело их жизни, их гордость и услада. Когда-нибудь я добьюсь для них почета и уважения. Пока что они получают от нас только деньги. Разве в этом счастье?

Продолжая болтать, я направился на кухню. Включил горячую воду и снял с полки кофеварку. Отмерил и насыпал кофе в ее верхнюю часть. От воды уже шел пар. Я залил ее в нижнюю колбу хитроумного аппарата и поставил на огонь.

Сверху водрузил кофе и прикрутил крышку, чтобы держалась.

Тут и он пришел. На секунду прислонился к косяку, потом пролез в уголок и шлепнулся на стул. Его все еще трясло. Я достал с полки бутылку бренди «Старик-дедушка» и налил ему порцию в большой стакан. Я понимал, что нужен именно большой. И то ему потребовались обе руки, чтобы поднести его к губам.

Он глотнул, со стуком поставил стакан и откинулся назад, так что спинка затрещала.

— Чуть в обморок не свалился, — пробормотал он. — Как будто неделю глаз не смыкал. Сегодня ночью не спал совсем.

Кофе уже почти закипал. Я прикрутил пламя. Вода поднялась и зависла на миг у основания стеклянной трубки. Я прибавил огонь, чтобы трубку залило, а затем снова быстро убавил. Помешал кофе, прикрыл его. Поставил таймер на три минуты. Педантичный парень, этот Марло. Когда варит кофе, ничто его не должно отвлекать. Даже револьвер в руке полубезумного человека.

Я налил ему еще бренди.

— Сидите, сидите, — посоветовал я. — Просто посидите молча.

Со второй порцией он уже справился одной рукой. Я быстро сполоснулся в ванной. Тут как раз зазвонил таймер. Я выключил газ и поставил кофеварку на соломенную подставку. Почему я так скрупулезно все отмечал? Потому что в этой напряженной атмосфере каждая мелочь превращалась в событие, каждый шаг приобретал значение. Это был один из тех сверхнеустойчивых моментов, когда все автоматические жесты, такие давние и привычные, становятся отдельными волевыми актами. Словно учишься заново ходить после полиомиелита. Ничего не получается само собой, абсолютно ничего.

Кофе осел, в колбу ворвался воздух, жидкость забулькала и успокоилась.

Я отвинтил вертушку и поставил ее в углубление на раковину.

Налив две чашки, я добавил ему бренди.

— Вам черный, Терри. — Себе я положил два куска сахару и плеснул сливок.

Я уже выходил из штопора. Открыл холодильник и достал пакет сливок я уже бессознательно.

Я сел напротив него. Он не двигался. Застыл в своем углу, словно кол проглотил. Затем без всякого предупреждения упал головой на стол и зарыдал.

Он не прореагировал, когда я перегнулся через стол и выудил револьвер у него из кармана. Это был маузер-7,65, настоящий красавчик. Я понюхал дуло.

Открыл магазин. Все патроны на месте.

Терри поднял голову, увидел кофе и начал медленно пить, не глядя на меня.

— Я никого не застрелил, — сообщил он.