Но как и за многие другие политические ошибки, Сьюзен потом расплатилась сполна. Спустя почти 10 лет Силверсу позвонила жена Падильи, которая покинула Кубу в 1979-м. Она умоляла Силверса способствовать получению разрешения ее мужу уехать в Америку. Силверс пригласил на ланч советчика семьи Кеннеди Артура Мейера Шлезингера-младшего, объяснил ситуацию, после чего ему посоветовали обратиться к Тедду Кеннеди. Через неделю позвонили из офиса сенатора с сообщением о том, что Падилья скоро прибудет в Нью-Йорк рейсом из Канады. С одной стороны, это была большая победа, но с другой – возникали некоторые проблемы. Пресс-конференция после прибытия Падильи закончилась, «человек из офиса Кеннеди дал ему 1000 долларов, и у него была нормальная виза, – вспоминал Силверс. – Но дальше-то что? Что он будет делать? Где ему жить?»

Кубинца приютила Зонтаг. «Сьюзен без лишней помпы сказала: «Приезжай и живи у меня». Падилья прожил у нее полгода, по утверждению Силверса. «Мне кажется, что это был один из самых благородных и бескорыстных ее поступков»[1084].

После этого Зонтаг неоднократно повторяла подобные щедрые жесты. Однажды в 1980-м она вместе с группой, в которую входили Джойс Кэрол Оутс и Джон Эшбери, посетила Польшу, где познакомилась с молодым польским писателем Ярославом Андерсом. Зонтаг поразила воображение этого поляка. «Как уверенно, смело и иногда безрассудно, но без тени сомнения она выражала свои взгляды. Мне это очень, очень понравилось, показалось очень свободным. Это был поистине свободный ум». Андерс констатировал, что Зонтаг была готова понять ситуацию в Польше.

Зонтаг помогла Андерсу приехать в США. В конце 1981-го он жил в ее квартире на 17-й улице, и утром 31 декабря она разбудила его и показала заголовок газеты с надписью: «В Польше объявлено военное положение». Это было событие, экстремальное даже для соцстраны, и произошло оно после того, как в конце 1978-го Кароль Войтыла стал папой римским Иоанном Павлом II. Сьюзен была в Польше в апреле 1980-го, в сентябре на верфях в Гданьске появился профсоюз «Солидарность». После этого польская церковь стала активнее выступать против коммунизма, а так как практически все поляки были верующими, то коммунисты больше не могли утверждать, что представляют большинство.

После этого Андерс потерял работу и не мог общаться с женой и маленькой дочкой, которые остались в Польше. Сьюзен поддерживала польского писателя. «Я попал в нетипичную ситуацию для иммигранта-интеллектуала, которому приходится водить такси», – говорил Андерс. При содействии Зонтаг он стал работать в институте гуманитарных наук, «начал писать на английском в The New York Review of Books». В феврале 1982-го в здании муниципалитета состоялось собрание левых интеллектуалов в поддержку «Солидарности».

«Атмосфера, начиная с неисправного кинопроектора, кончая массой людей на подиуме и бородатым председателем, была, все всякого сомнения, самой левой»[1086], – писал Кристофер Хитченс. Во время президентства Рейгана левые были деморализованы, хотя продолжали придерживаться сложившихся в их среде формальностей и, как и прежде, приравнивать что-то негативное в коммунизме с каким-нибудь недостатком в капиталистическом мире. Во время встречи произошла словесная перепалка между Бродским и активистом Ральфом Шоенманом:

«Вас пригласили выступить, потому что мы ценим вашу поддержку польских писателей, но мы не хотим выслушивать ваши лицемерные речи, которые здесь совсем не к месту. Защищая «Солидарность», мы защищаем социализм от тех, кто его очерняет и извращает. Мы не хотим, чтобы Рейган выступал за права польских рабочих», – говорил Шоенман.

«А что плохого в том, что американское правительство выступит за права польских рабочих?» – спросил Бродский.

«Все это пропаганда Рейгана и Хэйга, – [отвечал Шоенман], – тогда все будет, как с турецким премьер-министром Бюлент Улусу, который по настоянию США ввел в стране военное положение, ограничил деятельность профсоюзов и посадил без суда в тюрьму тысячи людей. Если вас устраивает такая компания, то нас – нет»[1087].

Сьюзен поднялась со своего места:

«Представьте себе, что кто-то в период между 1950 и 1970 годами читал только Reader’s Digest, и другого человека, который в тот же период читал только The Nation или The New Statesman. Какой из этих читателей будет лучше информирован о реальностях коммунизма? Ответ может нам не понравиться. Может быть, наши враги правы?»

Потом Сьюзен обвинила аудиторию, в которой сидели Гор Видал, Аллен Гинсберг, Эдгар Лоренс Доктороу, Пит Сигер и Курт Воннегут (спевший польскую песенку на мотив Are You from Dixie?) в том, что они глупее читателей Reader’s Digest, после чего посыпала эту рану солью:

«Коммунизм – это фашизм, успешный фашизм, если угодно. То, что мы называли фашизмом, является формой тирании, которую можно свергнуть и которая в целом провалилась и дискредитирована.

Я повторюсь: фашизм (и военная диктатура) является не только возможным вариантом развития коммунистических обществ, в особенности тогда, когда массы бунтуют, но коммунизм является самым успешным вариантом фашизма с человеческим лицом»[1088].

Аудитория была недовольна, после этого многие члены Семьи напечатали свои «ответы» и «опровержения». Давид отреагировал на ответ Ричарда Грейниера в New Republic, вызвав его на дуэль[1089].

По поводу, как выразилась Зонтаг, лица было много шуток. «Мне было бы очень неприятно, чтобы из Зонтаг, одного из лучших людей, поддерживавших левых, делали карикатуру в виде Нормана Подгореца с человеческим лицом»[1090], – писал редактор Филип Почода. (Подгорец перестал быть левым и начал громогласно поддерживать Рейгана.) Сэр Исайя Берлин ответил самым ироничным комментарием. «Я согласен, – сказал он Сьюзен, – но вот насчет лица не совсем уверен»[1091].