почтамте. А если дело не в нем, Рахманин всегда сможет его получить и будет держать дома как ценную реликвию.

История заканчивалась. По крайней мере заканчивался первый раунд.

Последний подарок преподнес Рахманину железнодорожник, с которым они ехали в первом вагоне. Они долго беседовали о газетах, о событиях. И Рахманин, как всегда, свел разговор к невероятным историямрассказал о Красном Пятне в Покровске.

Тогда железнодорожник под секретом поведал Рахманину свою историю.

— Мы однажды ехали по Ярославской ветке. Все как положено. Вдруг напарник показывает мне, на лобовом стекле какая-то пленка появилась. Будто капля нефти попала и все растекается. Она все больше и больше проявлялась, и разные цвета проступали.

— Как в цветном телевизоре.

— Похоже. Стали черные цвета выступать и другие. В общем, получился такой плакат — лицо женщины и руки вперед. Мол, стойте! Женщина просто молит. Мы с напарником стали тормозить. Сильнее и сильнее.

— И что же получилось?

— Получилось, что мы правильно сделали. Смотрим, дети по путям идут. Мы загудели что было сил. Они испугались и с рельсов спрыгнули. Перед самыми колесами. Мы снова ход набрали, смотрим, а женщины на стекле нет.

Антракт лет на восемь

Матвеенко сам приехал к Рахманину.

— Давай рассказывай.

Рахманин рассказал ему все, начиная с дома-призрака в Торжке и кончая женщиной на стекле и Зеленым Человеком в автобусе.

— Я понял: никого они не убивали. Их жертвы умирали сами от страха.

— Я тоже так решил, — сказал Матвеенко. — И очень за тебя боялся. Только на то и надеялся, что ты не из пугливых. Редко я встречал таких выдержанных людей.

— Я и был на грани. Нервы обострились до безумия.

— Но почему Рука дядю Мирона обожгла?

— Не обжигала она его, — возразил Рахманин. — Тут дело вот в чем. Я когда-то читал, что у многих людей невероятная сила воображения. В средние века пытали одного человека. Он был привязан к столу. Палач показал ему раскаленный железный прут, а к ноге приложил другой, совершенно холодный. Так вот от прикосновения вздулся волдырь, как при ожоге.

— Я читал об этом, — сказал Матвеенко.

— Так и дядя Мирон. Он был уверен, что Рука раскалена. И что пальцы раскалены. Вот и проступили у него пальцы ожогом. А у меня ничего нет. Он распахнул рубашку на груди. А видеть эти сгустки материи я начал от невероятной взвинченности. Нервы были напряжены до предела… А может, этот герб имеет какую-то силу. А может, то и это. В общем, если захочешь, все замечать начнешь.

— Или с ума сойдешь, — добавил Матвеенко.

— Верно, согласился Рахманин. Так что я решил в этот мир больше пока не заглядывать. Может быть, лет через восемь — десять. А эту штуку, — он показал Матвеенко квитанцию на герб-символ, — я положу в сейф, пусть полежит пока.

— Приходи ко мне работать после вуза. А? — попросил капитан Анатолий Петрович.

— Может быть. Скорее всего, — ответил Рахманин.

Все. Надо было расставаться.

Когда они подошли к остановке трамвая, Матвеенко спросил, забираясь в вагон:

— Слушай, а Зеленый Человек, которого ты иногда видишь, он с тросточкой или нет?

Пластмассовый дедушка

Фантастическая повесть

Повесть для школьников и их родителей

Что родителям непонятно, школьники им объяснят

Вступление

Человек из космоса

В ту самую секунду, когда у станции Перхушково ночь переходила в утро, там приземлилась космическая ракета. Причем не наша. Из другой цивилизации.

Это из созвездия Брошенные Шарики прибыл космический дедушка — профессор Константин Михайлович, главный специалист по планете Зеленая Юла.

Зеленая Юла — так жители Брошенных Шариков звали нашу Землю.

В свою очередь Брошенные Шарики по-земному означает Стожары.

В этот ранний час зеленоюльцы, то есть земляне, спали.

Профессор спустился по трапу, достал из кармана плоскую коробочку, раскрыл ее, вытащил несколько пилюль золотого цвета, проглотил их и отошел в сторону.

И с ракетой стали твориться странные вещи.

Кто-то невидимый разбирал ее на отдельные части и блоки.

Которые разделялись на совсем мелкие детали.

Ракета таяла на глазах.

Это была научная фантастика!

Мелкие детали складывались сами по себе.

Металл к металлу. Стекло к стеклу. Винтик к винтику.

А профессор в это время гудел. Так гудят трансформаторные будки.

Несметные дивизии комаров слетались на этот гул.

Из ракеты между тем получился склад.

Возникли бетонные столбы с табличками:

ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН!

ОПАСНАЯ ЗОНА!

ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ!

СМЕРТЕЛЬНО!

СТОЙ!

ПРЕДЪЯВИ ПРОПУСК!

НЕ СТОЙ ПОД ГРУЗОМ!

Ни один нормальный человек не решился бы подойти к этому складу. (Если он умел читать.) И довольный собой Константин Михайлович неторопливо зашагал в сторону ближайшего города. Не будем скрывать: это была Москва.

И не будем затуманивать: через три дня от ракеты Константина Михайловича не осталось ничего, кроме столбов и табличек. Потому что две старшие группы двух детских садов двух ближайших