Я отлично могу понять, почему Чиршки предпочел эмигрировать. Для меня было тяжелым ударом распрощаться с этим истинным другом и сотрудником и его очаровательной женой и детьми, и я сделал все, что мог, чтобы облегчить их проблемы. В 1947 году, когда я предстал перед трибуналом по денацификации, Чиршки преодолел все препятствия, чтобы выступить свидетелем в мою защиту. За два месяца до этого русский судья Нюрнбергского трибунала противился моему оправданию на том основании, что Чиршки по моей вине встретил смерть в концентрационных лагерях и что за это меня следует повесить.

Так меня лишили еще одного моего сотрудника. Кеттелер оставался со мной до окончания моей миссии, а потом, во время аншлюса, был зверски убит.

Июльское соглашение. – Реакция Гитлера. – Мне предлагают посольство в Лондоне. – Бюро Риббентропа. – Свидание Гитлера с Леопольдом. – Намерения Шушнига. – Перестановки в кабинете. – Гвидо Шмидт в Германии. – Выступление Шушнига. – «Комитет семи». – Запрещенная книга

Развитие событий не улучшало внешнеполитического положения Австрии. Нападение Италии на Абиссинию разрушило единый фронт, составленный державами на конференции в Стрезе, и Муссолини известил Шушнига, что он будет приветствовать развитие отношений с Германией. Визиты Шушнига в Париж, Лондон и Женеву имели мало успеха, и ему не удалось получить гарантий австрийской независимости. Поэтому он рассудил, что настало удобное время для того, чтобы вернуться к вопросу австро-германских отношений, оставленному в уже описанном положении мной и фон Бергером прошлой осенью.

1 мая 1936 года доктор Гвидо Шмидт, chef de cabinet австрийского президента, доставил мне официальные поздравления по поводу германского национального праздника и спросил по поручению Шушнига, как я отнесусь к возобновлению переговоров по мирному урегулированию отношений с Германией. Я ответил, что готов вернуться к этому вопросу в любой момент, и просил Шмидта передать канцлеру мою твердую уверенность в том, что скорейшее решение проблемы приобретает все большую важность. Из разговора со Шмидтом я сделал вывод, что Шушниг придерживается того же мнения.

Я немедленно информировал Гитлера о том, что напряженность, вызванная его решением о ремилитаризации Рейнской области, может быть заметно снижена, если будет найдено мирное решение австрийской проблемы. Я также сообщил ему, что подобный шаг улучшит отношения Германии с Италией и будет способствовать устранению опасностей, заложенных в любых пактах коллективной безопасности в Центральной Европе.

Следует вспомнить, что после ремилитаризации Рейнской области британское правительство обратилось к Гитлеру с перечнем прямых вопросов, касавшихся его будущих намерений. В тот момент я сказал Гитлеру, что лучшим ответом на этот запрос будет демонстрация его мирных намерений в отношении Австрии. Он принял это предложение и согласился со мной, что настал удобный момент для легализации австрийской нацистской партии, которая смогла бы тогда работать в рамках австрийской внутренней политики в целях достижения конечного объединения с Германией.

Бергер и Штаремберг вышли из состава австрийского правительства 13 мая, и обязанности министра иностранных дел взял на себя Гвидо Шмидт. Эти изменения существенно облегчили мою деятельность. 18 мая состоялась моя первая конфиденциальная встреча с Шушнигом, который пообещал принимать в Отечественный фронт членов «национальной оппозиции» в обмен на обещание германской нацистской партии прекратить свое вмешательство во внутренние дела Австрии. При этом он подчеркнул, однако, что приниматься будут только те представители оппозиции, которые признают австрийскую независимость, хотя им не будут препятствовать отстаивать идеи конечного объединения, которое может стать возможным в случае улучшения международного положения. Очень важно отметить этот пункт. Он означал, что канцлер считал идею объединения возможной целью.

В последующие дни мы для определения точных условий соглашения встречались еще несколько раз. Шушниг хотел, чтобы каждая из стран официально признала режим другой стороны. Я, однако, отговорил его от этого, поскольку считал, что поддержание дипломатических отношений между обеими странами автоматически подразумевает такое признание. Шушниг, со своей стороны, отверг мое предложение о том, что Германия должна быть информирована о возможном активном рассмотрении вопроса о реставрации монархии.

В начале июля, когда мы достигли согласия о деталях, я вылетел в Берлин, чтобы получить окончательное одобрение Гитлера. Чтобы убедить Шушнига в искренности наших намерений, я предложил, чтобы кто-либо, пользующийся его доверием, сопровождал меня и мог бы присутствовать при моих переговорах с Гитлером, но он не отреагировал на это предложение. Тем не менее он определенно просил, чтобы обнародованы были только самые общие положения соглашения, а подробности, касающиеся вопросов печати, отмены таможенного залога для путешественников, амнистии австрийских нацистов и прочих подобных вопросов, были бы включены в секретное «джентльменское соглашение». Опубликованное соглашение должно было содержать признание Гитлером суверенитета Австрии и его обещание не вмешиваться в ее внутренние дела вместе с декларацией Шушнига о признании Австрии германским государством и заявлением о его готовности формировать политику в соответствующих рамках.

Шушниг писал мне 20 июня, требуя соблюдения в ходе переговоров полной секретности. Это полностью совпадало с моими желаниями, поскольку я опасался, что утечка информации приведет к отчаянным попыткам партийных экстремистов в обеих странах оказать на Гитлера давление с тем, чтобы он не подписывал соглашение. В Берлине о нем было известно только двоим – самому Гитлеру и Нейрату, не считая австрийского посла Таушитца. Предполагалось, что прочие австрийские представители по всему миру будут извещены о соглашении только в день его подписания. Полностью информирован обо всем происходящем был только еще один человек, именно – Салата, итальянский посол в Вене. В результате, когда Шушниг и я подписали соглашение 11 июля, объявление о нем оказалось полной неожиданностью.

Любопытный свет проливается на отношения Шушнига с эрцгерцогом Отто: канцлер, вопреки данному мне обещанию держать дело в тайне, за три часа до подписания послал директора правительственной информационной службы герра Вебера в Бельгию, чтобы получить одобрение претендента на престол. Отто не дал своего согласия и умолял канцлера не подписывать соглашения ни при каких обстоятельствах. Этот инцидент оказывается еще курьезней ввиду того, что даже австрийский президент был информирован о деталях соглашения только в день его подписания. Вебер, вызванный свидетелем на послевоенном процессе Гвидо Шмидта, в своих показаниях заявил, что Шушниг велел ему информировать эрцгерцога о том, что соглашение подписывается исключительно «под давлением Германии». Это плохо согласуется с инициативой, проявленной Шушнигом при возобновлении переговоров.

Вернувшись в германское представительство после подписания соглашения, я телефонировал Гитлеру, чтобы сообщить о завершении дела. Его реакция меня поразила. Вместо выражения благодарности за результат моей двухлетней тяжелой работы, он разразился потоком брани. Я обманул его, говорил Гитлер, заставив сделать неподобающие уступки в обмен на чисто платонические обещания австрийского правительства, которые оно, по всей вероятности, никогда не выполнит. Все это дело – просто ловушка. В ответ я мог только сказать, что если он придерживается столь скверного мнения о моей работе, то может принять мою отставку. С ним происходил один из припадков истерической ярости, которые мне уже приходилось переживать, хотя никогда прежде – по телефону. Когда я повесил трубку, то только гадал, что же могло вызвать столь внезапную перемену его мнения. Должно быть, некоторые из партийных лидеров узнали об условиях соглашения, о котором было объявлено по радио без каких-либо комментариев, и критиковали его за согласие на чрезмерные уступки. Можно представить себе мое расстройство, когда я диктовал своему секретарю формальное прошение об отставке. Я намеревался отправить его через день-два, но сперва хотел понаблюдать за заграничной реакцией.