Девушки в полосатой форме строго смотрели на меня. Песики игриво крутили хвостиками. Марко улыбался.

– Здравствуйте, – сказал я. – Скажите, а эти собаки – йоркширские терьеры?

– Отчасти, – кивнул Марко. – Считаете их несерьезными охранниками?

– Ну… если только от мышей…

Марко посмотрел на одну из девушек:

– Капрал, покажите гостю, как работают наши милые пушистые крошки.

Девушка кивнула. Отдала свою смешную (конечно, если не обращать внимания на острый листовидный наконечник) пику подруге. Шагнула ко мне, протянула руку:

– Дайте вашу куртку, пожалуйста.

Голос у нее был нежный, тоненький. Таким голосом надо признаваться в любви.

Я пожал плечами и снял куртку. Здесь было тепло.

– Она вам очень дорога? – поинтересовалась девушка.

– Нет. Не очень.

– Это хорошо.

Девушка покачала куртку на руке – собачка у ее ног пристально следила за каждым движением. Потом скомандовала:

– Убей.

И подбросила куртку в воздух.

Собачка словно распласталась на брусчатке – а потом взмыла в воздух. Может быть, на такой прыжок был бы способен кот – очень сильный, матерый дворовый кот. Но и то вряд ли – собачка вцепилась в куртку на высоте метра в полтора, а то и в два. Вместе с курткой песик рухнул вниз – и клацающий, щелкающий зубами, рычащий комок покатился по мостовой. Во все стороны летели обрывки ткани, я как-то раз видел такое, когда дворник во дворе старой, разболтанной газонокосилкой наехал на какую-то ветошь. Прошло секунд десять – и песик отскочил от куртки.

Впрочем, называть это располосованное на ленточки тряпье одеждой не рискнул бы самый непривередливый бомж.

– Мама родная, – сказал я.

Песик задорно гавкнул и побежал к хозяйке. Та погладила его (не сводя с меня взгляда), потом достала из клоунских штанов кусок сахара-рафинада и дала собаке.

– Если его не оттащить от врага, то он перегрызает позвоночник за десять – пятнадцать секунд, – сказал Марко. – Впрочем, если шея защищена, то он сосредоточится на лице.

– Что вы… как вы сделали это… – прошептал я.

Я люблю собак. У меня у самого скай-терьер Кешью, сейчас он гостит у родителей. Собаки, конечно, не игрушки. В них, даже самых маленьких, кровь волков, и они умеют драться – и за себя, и за хозяев. Но есть собаки-бойцы, есть собаки-охотники, а есть собаки-друзья. Боевой йоркширский терьер – это такой же абсурд, как… как монахиня-спецназовец?

– Их вывели в монастыре в Йорке, где наши отважные гвардейцы учатся защищать Конклав, – сказал Марко, с любопытством глядя на меня. – Истинное добро не должно быть беззащитным, верно?

– Верно, – сказал я. – Ну, то есть я всегда так думал. Но… они же такие милые…

– Девушки?

– Собачки… хотя и девушки тоже… – Я смешался.

– Они остались милыми. Можете погладить, пес вас не укусит… без разрешения.

– А девушки? – спросил я.

Капрал улыбнулась и ответила сама:

– Вот уж не знаю. Но я советую не проверять.

Марко засмеялся.

– Идемте, идемте, Кирилл. Надеюсь, вас не смутило это маленькое представление? Нашим друзьям совершенно не о чем беспокоиться. А вы ведь друг?

– О да, – сказал я, глядя на собачку. – Без всякого сомнения!

Есть люди, которые умеют просить. Во-первых, это профессиональные нищие – не согбенные старушки, протягивающие за подаянием руку где-нибудь у магазина, а те, для кого побираться – профессия, занимающие места у церквей и кладбищ, в парках среди гуляющей публики и рядом с ресторанами, где подвыпившие кавалеры не преминут произвести впечатление на даму. Во-вторых, это прирожденные любители ездить на чужой шее – все мы знаем таких, а порой и дружим с ними: списывающими уроки в школе («ты алгебру сделал?»), пропускающими пары в институте («прикрой меня, ладно?»), опаздывающими на работу («скажи шефу, что я с утра тут кручусь»), зовущими нас на дачу («вскопаем огород – и шашлычок с пивком, ага?»). И мы брезгливо морщимся, но все же подаем первым, мы ругаемся вполголоса, но все же помогаем вторым. В конце концов, у нас всегда есть возможность отвернуться от нищего или отказать слишком уж надоедливому приятелю.

Но есть и третья категория профессионалов. Самая ужасная, ибо от нее не скрыться.

Это политики.

«Народ должен поддержать нашу партию!»

«Пенсионеры должны потуже затянуть пояса!»

«Шахтеры должны войти в нашу ситуацию!»

«Партнеры должны учитывать наши интересы!»

«Предприниматели должны подумать об интересах государства!»

И от этих просьб никому уклониться не удается. Народ поддерживает, пенсионеры затягивают, шахтеры входят, партнеры учитывают, предприниматели думают.

Потому что эти просьбы на самом-то деле имеют силу приказа. Это просьба ленивого нищего с пистолетом в руке.

Я никогда не был нищим, не умел списывать и плевать хотел на политику. Но сейчас мне предстояло выступить в роли просителя, причем во всех ипостасях – и нищим, умоляющим о милостыне, и приятелем, жаждущим помощи, и политиком, пытающимся заключить выгодное соглашение.

Не мое это! Совершенно не мое.

Но куда деваться-то?

Единственный мой шанс избавиться от пристального внимания арканцев, отстоять свое право быть собой – это уговорить правителей Тверди помочь нам. И не просто помочь, а помочь бескорыстно, не превратив нашу Землю, наш отсталый Демос, в еще один мир «схоластической теократии». Потому что девушки-гвардейцы с пушистыми убийцами на поводках никак не вписывались в мое понятие счастливого общества.

В Риме я не был, о Ватикане имел представление лишь из какого-то глупого фильма, где злодеи пытались взорвать сердце католической церкви бомбой из антивещества. Так что сравнить, была ли обитель Конклава похожа на обитель Папы Римского, я никак не мог. Но, наверное, сходство было – я уже убедился, что многие вещи в мирах веера остаются неизменными, даже если расхождение миров случилось довольно давно.

Огромный собор походил на собор Святого Петра. Наверное, походил. Но увидел я его лишь мельком, когда меня посадили в большую закрытую карету. В ней я теперь и ехал в обществе двух девиц в мундирах из галлюциногенного сна Микеланджело, двух милых терьеров из кошмарного сна Босха и представителя Конклава Марко.

– Очень рад, что вы появились именно на моем дежурстве, – добродушно сообщил Марко. – Мы нечасто контактируем с функционалами, знаете ли. Я пять лет служу в охране таможни и общался с Андреем раз десять… никак не больше.

– Вы не любите функционалов?