Нью-Йорк, следует сказать, на фоне большинства других прибрежных городов обладает инфраструктурой, сравнимой с кирпичным туалетом. Заложенный в камне, построенный из стали и различных композитов, таких прочных, что первым раскалывается обычно камень. Но камень ломается, и не весь город построен по нормам. Для восстановительных работ, проводимых в затопленной зоне и в межприливье, принимается много уникальных решений. И они не неуязвимы. Как и любые другие человеческие строения.

Вспомните также – если ваше внимание еще сохранило такую возможность после стольких страниц – о необычной географии Нью-Йоркской бухты относительно Атлантики и всего земного шара. Ураганы, более свирепые, чем когда-либо, прибывают с Карибов или с конских широт[124] и, смещаясь на север со средней скоростью, вращаются против часовой стрелки, если наблюдать за ними из космоса, так что ветры на ведущем крае бурь выталкиваются на запад и способны набирать существенную скорость и силу. Затем вспомните топографию бухты, а также то, что Нью-Йорк – это архипелаг островов в устье, соединенном с Атлантическим океаном проливом Нарроус и имеющим «черный ход» на восточной стороне, где пролив Лонг-Айленд соединен Вратами ада с Ист-Ривер.

Что только добавляет штормовых волн, о да. Чудовищный ураган проталкивает в бухту кучу атлантической воды с севера и востока, Нью-Джерси выпускает ее через Нарроус, но еще больше – проходит на востоке по проливу Лонг-Айленд, пока не попадает через Врата ада в Ист-Ривер. Гудзон тем временем непрерывно осушает огромную водосборную площадь, вливая свои воды с севера, причем скорость его течения может достигать двухсот тысяч кубических футов в секунду. Таким образом, во время урагана наступает момент, когда вода поступает в бухту с трех направлений и ей некуда деваться, кроме как подниматься вверх. Если все это вдруг произойдет при минимальном приливе и при воздействии Луны, то такой подъем станет, по сути, путем наименьшего сопротивления. И вода поднимается. Штормовой прилив при урагане «Альфред» 2046 года – 18 футов, крупная катастрофа. Ураган «Сэнди» в 2012-м, штормовой прилив – 12 футов, крупная катастрофа. Штормовой прилив при безымянном урагане 1893 года – 30 футов. Полное разрушение.

А теперь вспомните – а это у вас должно получиться, потому что это важнейший на сегодня для всей земной жизни факт, – что уровень моря уже поднялся на пятьдесят футов по сравнению с тем, что был перед толчком. Добавьте сюда штормовой прилив – и что получится?

Узнать ответ можно, только когда это случится.

Поздней весной дни тянулись длиннее, а крыши заполоняла зелень. Все живое пускало ростки, отчего вода мутнела и источала смрад, межприливье запрудила неприятная жижа, которая также воняла при отливе и налипала на устричные садки и старые причальные доски. Великая бухта была настолько переполнена лодками, что полосы движения крупных судов просматривались лишь благодаря отсутствию в них мелких лодок. Солнце отсвечивало от воды, начиная с получаса после рассвета и заканчивая получасом перед закатом, когда поверхность реки чернела. Влажность была такой высокой, что воздух становился видимым – зловонной белой мглой, тяготеющей над городом, и уже не верилось, что всего пару месяцев назад здесь лежал лед, а воздух походил на жидкий азот. Климат города, всегда пользовавшийся недоброй славой, в XXII веке стал вовсе непредсказуем, и теперь яркое миазматическое лето варьировалось от субтропического до супертропического, а комары отличались кровожадностью и переносили болезни. Бетонные шахматные столы стали нагревались до того, что к ним нельзя было прикоснуться. Люди сидели по домам, а если нужно было выйти, кое-как выкарабкивались и садились в лодки, ошеломленно думая, будто где-то поблизости, должно быть, горит пожар. Никому не верилось, что этот город мечты мог так драматично измениться, точно небесная деревня, переехавшая от полюса к экватору, а потом к другому полюсу, и все это за кратчайшее время. Люди молились, чтобы город охватила метель.

Стефана и Роберто это не волновало. Они были заняты своей миссией – найти могилу Германа Мелвилла и, если получится, перетащить его надгробный камень в бачино Мэдисон-сквер и установить его на причале Мета, в его северо-восточной части, ближайшей к месту, где Мелвилл когда-то жил. Таков был их план, и они намеревались его придерживаться. Мистер Хёкстер сказал, что надгробный камень должен быть крупным – возможно, четыре фута на четыре, гранитный, весом в сотни фунтов, – но это не могло их остановить. Они одолжили тележку, пока никто не смотрел, и их лодка сильно просела в воду. Но зато они смогут решить проблему транспортировки надгробия, если его найдут.

То есть это было, по сути, чем-то вроде разведки, и мальчиков распирало от счастья, когда они плыли по мелководью Бронкса, уклоняясь от крыш-рифов. Затопленный Бронкс был почти так же велик, как затопленные Бруклин и Куинс, а это о многом говорило. Его нынешняя береговая линия тянулась на много кварталов севернее, чем когда-то, а старые овраги и даже речная долина теперь заполнились водой, разделив боро парочкой бухт, причем западная, достигавшая аж Йоркерса, затапливала старый парк Ван Кортленда и во время прилива захватывала кладбище Вудлон.

Но не могилу Мелвилла! Как бы писатель ни любил море, его могила по-прежнему находилась на сухой земле, много выше максимальной линии прилива. Мистер Хёкстер заверил в этом ребят, определив ее местонахождение по картам. Поначалу они расстроились, что та лежит не под водой, но, поскольку колокол теперь был у Владе, мальчики смирились и даже решили, что это и к лучшему. Это должно было стать их первым наземным проектом.

Они вытащили лодку на поросший кустами склон, привязали к стволу мертвого дерева и двинулись на восток, сквозь заросли и руины заброшенного кладбища, туда, где мистер Хёкстер на одной из своих карт поставил для них крестик. Немного побродив, они пришли к заключению, что лишь немногое может сравниться по своей странности с заброшенным кладбищем – в их случае состоящим наполовину из заросшего луга, наполовину из сырого леса, засыпанных сломанными ветками и мусором, усеянных рядами надгробий. Словно миниатюрная модель аптауна, где то тут, то там возвышался какой-нибудь особенно большой памятник. Время от времени они останавливались, чтобы прочитать какую-то особенно длинную надпись, пока не увидели надгробие некоего Джорджа Спенса Миллета (1894–1909), на котором было написано:

Лишился жизни, уколовшись пером при падении, уклоняясь от шестерых женщин, пытавшихся поцеловать его в честь дня рождения в офисе в здании «Метрополитен Лайф».