– Не занимай телефон, – сказала я ему. – Я тебе перезвоню.

Я положила трубку на рычаг, после чего меня парализовало. Вероятно, это было заметно, поскольку Эскобар бросился ко мне.

– Ты побелела, как полотно, Дунбар, – сказал он. – Ты в порядке?

– Нет.

– Говори, – приказал он.

– Похоже, Дюран похитил лучшего друга Эвана.

Как только я произнесла эти слова вслух, мне удалось стряхнуть ступор. За годы работы в полиции я побывала во множестве критических ситуаций, прошла прекрасную подготовку и не раз достойно вела себя в периоды стресса. Но сейчас в голове у меня вертелась одна фраза: «О Господи, нет…»

Мы собрались в кабинете Фреда на срочное совещание.

Он сразу же сказал мне, что должен снять меня с руководства расследованием, поскольку мои действия в состоянии эмоционального стресса могут поставить под угрозу безопасность других полицейских.

– Тем не менее звонок приняла ты, – добавил он, изрядно удивив меня.

Фред имел все основания отстранить меня от работы, вероятно, ему так и следовало поступить.

– Но почему, Фред? Вы можете не разрешить мне продолжать расследование.

Он отвел меня в сторону. В его взгляде я прочитала напряжение и боль.

– Я чувствую свою вину – мне следовало сразу же прислушаться к твоему мнению, – признался он. – Тогда бы этого не произошло.

Он принес свои извинения. Я молча приняла их и кивнула, поджав губы.

– Ты знаешь об этом типе больше, чем мы все вместе взятые, – продолжал Фред. – Ты нам необходима. И я верю, что ты предупредишь меня, если почувствуешь, что теряешь уверенность, – в таком случае ты должна будешь уйти с передней линии и продолжать работать с командой поддержки. А дело завершат Спенс и Эскобар.

Я сразу поняла, что чуть позже он отведет в сторону Спенса и Эскобара и попросит их присматривать за мной, а если потребуется, остановить.

Уж не знаю, почему так получилось, но я вдруг успокоилась, когда мы выходили из кабинета Фреда. Наверное, в глубине души я поняла, что Уилбур Дюран намерен убить друга моего сына и сейчас я не в силах его остановить.

Когда я позвонила Кевину, линия была занята, и я уже собралась послать туда патрульную машину, но почти сразу мне удалось дозвониться.

Он совершенно потерял контроль над собой, ругался, просил прощения, умолял дать ему возможность начать день снова.

– Кевин, успокойся. Дыши глубже, – сказала я. – Постарайся сосредоточиться на том, чтобы сохранять ясную голову. Сейчас я должна задать тебе кучу вопросов…

– Господи, Лени, неужели кто-нибудь другой не может задать мне вопросы?

Но сейчас было не время для возобновления прежней вражды.

– Я веду расследование, и моя работа состоит в том, чтобы задавать вопросы. Мы должны забыть о старых обидах. Думай обо мне только как о детективе.

Я постоянно говорила с ним о своих расследованиях, точнее, рассказывала о них в его присутствии – не думаю, что он меня слушал, – но с тех пор, как мы стали жить отдельно, такая возможность исчезла. Умение слушать никогда не числилось среди наших достоинств. А ближе к концу нам с трудом удавалось цивилизованно общаться на любую тему, не говоря уже о сложностях моей работы. Но я считала, что он поймет, насколько серьезная сложилась ситуация, если я открою ему, как обстоят дела. Эван как хороший сын сделал то, о чем я его просила, – ни с кем, в том числе и с Джеффом, не поделился нашей тайной.

Однако мне следовало это сделать, как только я узнала о важности посещения выставки с динозаврами, на которой побывал Джефф. Но я ничего не сказала его родителям.

С момента похищения Джеффа прошло два часа и полчаса с тех пор, как я о нем узнала. Можно было не сомневаться: серебристая «хонда-аккорд», которую Дюран наверняка взял напрокат, поскольку у отца Джеффа была такая же, давно брошена.

Это не имело значения – ему уже никогда не придется брать машину напрокат. В аду не водят машины. А может, и нет – ты застреваешь в пробке на шоссе 405 в 6 вечера в пятницу, при жаре в 100 градусов[69], без кондиционера, а потом случается землетрясение.

Мы отправили патрульные машины предупредить наблюдавших за домом и студией, чтобы они были особенно внимательны, фиксируя любые необычные события. Описание автомобиля передали по рации, но прежде при помощи кода попросили всех переключиться на новый канал. Детали, на которые в первую очередь следовало обращать внимание: школьный ранец, веревки, элементы маскировки – сообщили патрульным по закрытой линии.

Все сравнительно новые «хонды-аккорд» в Городе останавливали, в особенности если у них были прокатные номера. Это очень популярная модель, иногда на одной и той же улице одновременно тормозили сразу по четыре или пять автомобилей. Некоторые полицейские начали ставить отметку мылом в верхней левой части ветрового стекла, чтобы не проверять один и тот же автомобиль по нескольку раз. Припаркованные серебристые «аккорды» тщательно осматривали и увозили, если появлялись хотя бы малейшие подозрения – например, наличие книги или сумки с одеждой. Владельцев допрашивали с пристрастием и только потом возвращали машины. Но все это ни к чему не привело.

Отец Джеффа отправил по электронной почте фотографию сына, и я сразу же разослала ее всем полицейским. Через телетайп и компьютеры ее получили патрульные. Кроме того, мы распространили фотографию Дюрана, впрочем ни на что особенно не рассчитывая. В течение следующих двух часов я сидела и смотрела на телефон, надеясь получить новый след, хоть что-нибудь, что позволило бы нам начать преследование. Аппарат упорно молчал, пока стыла еда, которую кто-то поставил передо мной.

Появился отец Джеффа, он пришел один, без других детей.

Ситуация для меня резко изменилась, рядом находился человек, с которым я регулярно общалась в своей частной жизни, его ребенка разыскивали все имеющиеся в нашем распоряжении силы полиции, поскольку он попал в лапы к монстру. Его сын пострадал из-за того, что был вместе с моим сыном, – это я уже поняла. Пока я даже не знала, являлся ли Джефф намеченной жертвой или Дюран перепутал его с Эваном. Изучение видеозаписей Дюрана могло пролить свет на этот вопрос. Веселился ли Кевин перед камерами не только с Эваном, но и с Джеффом? Они выглядели как братья, а Эван похож на отца. Дюран мог по ошибке решить, что Джефф сын Кевина – и мой.

Но я не могла сказать об этом – пока не могла. Чтобы не усложнять ситуацию.

– Вы должны вернуться домой к остальным детям, – сказала я.

– Я должен быть здесь, – возразил он. – Это мой сын.

– Хорошо, – сказала я, – но вам следует находиться в приемной. Я обещаю, что сразу же сообщу вам, если что-нибудь выяснится.

Как только дверь за ним закрылась, зазвенел телефон. Спенс меня опередил.