Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шафран обдумала слова Харта. “В таком случае, пожалуйста, соедините меня с майором Фарреллом из штаба дивизии. Мне еще какое-то время понадобится сержант Данниган и его джип. И если бы вы могли снабдить меня приличной картой Германии и запасом основных армейских пайков на несколько дней, я был бы вам очень признательна.”
- Конечно, мэм. А как же Шевченко? Ты ведь не собираешься его отпускать, правда? Я имею в виду, после всего, что он, должно быть, сделал.”
“Нет . . . Я не люблю нарушать свое слово, даже с таким человеком, как он, но я думаю, что мы должны придерживаться надлежащей процедуры. Мы не можем допустить, чтобы русские подняли шум из-за того, что мы не вернули ни одного из их людей.”
“Это может вызвать дипломатический инцидент - очень неприятный.”
“Тогда мы должны поступить правильно и вернуть его в лоно его народа.”
- Да, мэм . . . Я от всей души с вами согласен!”
•••
Шафран изучала дорожную карту Германии, найденную Хартом в брошенном “Фольксвагене-Жуке”, автомобиле "Сила через радость", который он передал ей. По ее подсчетам, расстояние от лагеря на Люнебургской пустоши до Дахау составляло около шестисот километров, то есть триста семьдесят пять миль. Но самым быстрым и безопасным путем, поскольку он изгибался в сторону от линии фронта, было бы попасть на автобан, который шел на юг от Гамбурга, мимо Франкфурта в Штутгарт. Потом они сядут на другой автобан, идущий из Штутгарта в Мюнхен, в двух шагах от лагеря.
Если бы сейчас была весна 1939 года и Шафран сидела рядом с Герхардом на переднем сиденье его потрясающе быстрого кабриолета "Мерседес", он с комфортом завершил бы поездку за один день и прибыл бы в какой-нибудь удивительно шикарный отель, чтобы успеть принять ванну и переодеться к ужину. Она изо всех сил старалась не вспоминать радость, которую испытывала, сидя рядом с ним, поддалась искушению, ненадолго погрузилась в воспоминания о прикосновении его тела к своему и силе его рук на руле, а затем проклинала себя за то, что так глупо потакала своим желаниям.
Его здесь нет, он, вероятно, мертв, мы никогда больше не встретимся, и я не избалованная маленькая девочка, отправляющаяся в какой-нибудь божественно роскошный отель. Я офицер госпредприятия на пути в ад на земле. - Она вздохнула. С таким же успехом мы могли бы заняться этим делом.
Она увидела приближающегося Даннигана с рюкзаком цвета хаки на плече. Он швырнул ее на заднее сиденье джипа, где она приземлилась со звуком дребезжащей жести, и с сожалением потер плечо.
- Весит ху... - он осекся. - Извините, мэм. Он весил очень много, со всеми этими банками и всем прочим.”
Шафран рассмеялась. - Все в порядке, сержант. Я привык к военному языку. Я не упаду в обморок при звуке ругательства.”
“Вы совершенно правы, мэм. Данниган усмехнулся.
“Итак, как мы настроены?”
- Джип заправлен бензином, и у меня есть еще три полные канистры, так что мы сможем проделать этот путь, даже если я не смогу раздобыть больше по дороге. У нас есть еще одна большая банка питьевой воды. Вы же знаете, каково это. После того, как вы сражались в пустыне, вы никогда никуда не пойдете без воды.”
- Наверное, это хорошо. Я не думаю, что где-нибудь в Германии есть много чистой воды.”
- У меня есть плитка и много чая, так что мы всегда можем заварить его. И там есть палатка для вас, мэм, на случай, если мы останемся ночевать.”
“А как насчет вас?”
“Я могу посидеть в джипе или под ним, если пойдет дождь.”
“Я бы не беспокоилась. Я бы предпочла нигде не останавливаться на ночь, если только это не будет необходимо. Мы можем ездить посменно . . .”
- Да, мэм. Чем скорее мы туда доберемся, тем лучше, а?”
“Довольно . . . И чем дольше мы будем ждать, тем больше шансов, что мы не найдем людей, которых я ищу, или они умрут, когда мы это сделаем.”
- Садитесь, мэм, и поедем.”
•••
Они выехали из Люнебурга и направились к ближайшему автобану. Поначалу он двигался медленно, отталкиваясь от наступающей британской армии. Они ехали по сельской местности, покрытой воронками от снарядов и бомб, усеянной разрушенными домами и оборванными линиями электропередач и телефонной связи; обломками сгоревших танков, некоторые из которых были перевернуты на бок или вверх тормашками; артиллерийскими орудиями, слепо направленными в небо; брошенными грузовиками; и тут и там телами погибших солдат, которых никто не успел похоронить.
Воздух был наполнен боевыми самолетами, от красивых, проворных "Спитфайров" до неуклюжих бомбардировщиков "Ланкастер", устремившихся на север, чтобы выбить последние остатки немецкой военной машины в холодную, морозную грязь. И все это время британские машины продолжали приближаться к ним, заполненные веселыми, иногда свистящими волками войсками.
“Скоро они сотрут улыбки со своих лиц, - сказал Данниган. - Тридцать корпусов проделали адскую работу, взяв Бремен, а Гамбург все еще держится.”
Через четыре часа они остановились, чтобы размять ноги и сделать горячий напиток из армейского “чайного блока”, который пришел уже готовый, смешанный с сухим молоком и сахаром. Шафран открыла пакет с надписью “Печенье простое” и еще один с надписью “Шоколад, обогащенный витаминами.”
“Вот это я называю настоящим пиршеством, - сказала Шафран, когда они собирались. - А теперь садитесь на пассажирское сиденье, сержант, и не стесняйтесь вздремнуть. Теперь моя очередь садиться за руль.”
Приближался вечер, и Шафран продолжала идти, целясь в заходящее солнце, потому что если она будет идти на Запад достаточно долго, то рано или поздно попадет на автобан.
Внезапно, в последних лучах дня, когда небо и земля стали серыми, на горизонте замаячил знак, указывающий направление движения на Нордерн, или на север, к Гамбургу. Она проигнорировала его и проехала еще немного, пока не заметила еще один знак, пьяно накренившийся в сторону, потому что один из его опорных столбов был разбит, на котором было написано Юг к Ганноверу и Франкфурту.
“Это тот самый! - сказала она себе и пошла по скользкой дороге к автобану.
Он была пуст. Тучи, тяжело висевшие на небе весь день,
