Нейтральные страны подхватили новость. Судя по сообщениям из Амстердама, крупные силы русских срочно перебрасываются для помощи защитникам Парижа. В Париже люди осаждали вокзалы, надеясь увидеть прибытие казаков. Перебравшись на континент, призраки превратились в военный фактор, даже до немцев также дошли эти слухи. Опасения возможного появления в их тылу семидесяти тысяч русских должно было сыграть такую же роль, как и отсутствие семидесяти тысяч солдат, переброшенных Германией на Восточный фронт. И лишь после сражения при Марне, пятнадцатого сентября, в английских газетах появилось официальное опровержение этих слухов.

В то же воскресенье, когда сообщения из Амьена вызвали ужас у публики, Джон Френч составил донесение, явившееся еще более сильным ударом для лорда Китченера. Главный штаб находился тогда в Компьене, в шестидесяти километрах от Парижа. Английские войска, оторвавшиеся от противника, отдыхали, в то время как французы вели ожесточенные бои с немцами. Оперативный приказ, изданный в этот же день за подписью Джона Френча, гласил, что наступление врага приостановлено «благодаря действиям французских войск на нашем правом фланге, с большим успехом атаковавших в районе Гюиза германские гвардейский и Х корпуса, которые отступили за Уазу». Это признание действительного положения вещей находилось в полном противоречии с тем, что Джон Френч написал в своем докладе для лорда Китченера. Очевидно, Френч подписал приказ, не прочтя его.

Он информировал своего начальника о просьбе Жоффра в отношении обороны позиций к северу от Компьена. Французский командующий хотел, чтобы английские войска не выходили из соприкосновения с противником. Однако, утверждал далее Френч, наши войска «были абсолютно не в состоянии удерживать передовые позиции», поэтому его штаб решил отвести армию за Сену и держаться при этом «на значительном расстоянии от противника». Отступление включало бы восьмидневный марш, «неутомительный для войск», и обход Парижа с запада с тем, чтобы не удаляться слишком далеко от своей базы. «Мне не нравится план Жоффра, — продолжал Френч, — я бы предпочел решительное наступление», которое, однако, он сам отказался осуществить под Сен-Кантеном, запретив Хейгу поддержать Ланрезака в этом бою.

Далее он высказывал совершенно противоположные взгляды. После десяти дней кампании он принял решение бросить разбитых французов и отправить экспедиционный корпус обратно в Англию. По его словам, «быстро исчезает уверенность в том, что армия союзника сможет успешно завершить кампанию». Этим и объясняется его намерение «отвести наши войска в глубь страны». Французы «оказывали сильный нажим с тем, чтобы я оставил войска на передовой, несмотря на их пониженную боеспособность», однако он «категорически отверг это требование», в соответствии с «духом и буквой» инструкций Китченера, и настоял на сохранении независимости в действиях, вплоть до «отхода на нашу базу», если этого потребуют обстоятельства.

Китченер читал этот доклад, полученный тридцать первого августа, с удивлением, граничащим с ужасом. Намерение Джона Френча отвести английские войска с фронта, на котором сражались союзные армии, отделить их от французских частей, походило на дезертирство с передовой в решающий час. Он считал это «пагубным» как с политической, так и с военной точек зрения. То было нарушением духа Антанты и превращалось, таким образом, в политическую проблему, поэтому Китченер попросил премьер-министра немедленно созвать заседание кабинета. Пока министры собирались, Китченер отправил телеграмму Джону Френчу, холодно выразив «свое удивление» решением отступить за Сену, и осторожно выразил свое неодобрение следующими вопросами: «Как повлияет этот курс на ваши взаимоотношения с французской армией и на военную обстановку в целом» «Не образуется ли в результате вашего отступления брешь во французской линии обороны, и не вызовет ли это падение боевого духа, и не воспользуется ли этим враг?» Телеграмма заканчивалась напоминанием о том, что через Берлин прошли тридцать два эшелона, это означало — Германия сняла войска с Западного фронта.

Как объяснил министрам Китченер, прочитав им письмо Френча, отвод войск за Сену может означать проигрыш войны. Кабинет, по завуалированному высказыванию Асквита, выразил «беспокойство». Китченеру поручили проинформировать Джона Френча о тревоге правительства по поводу предложенного вывода войск. Кабинет советовал командующему экспедиционным корпусом «согласовывать, если возможно, свои планы с действиями Жоффра в проведении боевых операций». Правительство, добавил от себя Китченер, щадя самолюбие Френча, «полностью доверяет вашим войскам, вам лично».

Когда германский главный штаб узнал о намерении Притвица отойти за Вислу, он немедленно сместил его, но, когда Джон Френч предложил бросить не провинцию, а союзника, такого решения принято не было. Очевидно, это объясняется тем, что после событий в Ольстере в рядах армии осталось немного способных командиров, поэтому кабинет не смог прийти к единодушному мнению в отношении другой кандидатуры на его место. Возможно, правительство не желало этим смещением шокировать общественные круги. Так или иначе все, французы и англичане, зная о крайней раздражительности Френча, продолжали обращаться с ним исключительно тактично, испытывая к нему в то же время очень сильное недоверие.

«Между ним и Жоффром не было ничего напоминавшего душевную близость, — писал Уильям Робертсон, английский генерал-квартирмейстер, годом позже секретарю короля. — Он никогда искренно и честно не сотрудничал с французами, а они, в свою очередь, не считали его сколько-нибудь способным человеком или надежным другом и, естественно, не доверяли ему».

Подобная ситуация ни в коей мере не способствовала успеху военных усилий союзников. Китченер, отношения которого с Джоном Френчем перестали быть сердечными со времен англо-бурской войны, не мог полностью верить ему после письма от тридцать первого августа. И лишь в декабре 1915 года, когда он, используя, по выражению лорда Биркенхеда, средства, не отличавшиеся «пристойностью, разборчивостью или благородством», начал плести интриги против самого Китченера, правительство, потеряв терпение, сместило Джона Френча с поста командующего английскими экспедиционными силами.

Пока Китченер в Лондоне с нетерпением ждал ответа Джона Френча, в Париже Жоффр обратился за помощью к французскому правительству, чтобы оно повлияло на англичан и убедило их остаться на фронте. Теперь Жоффр знал, что Лан-резак выиграл сражение наполовину благодаря операции под Гюизом. Донесения о том, что немецкие гвардейский и Х корпуса понесли значительные потери, а армия Бюлова прекратила преследование, совпавшие с сообщениями о выводе германских войск на восток, придали Жоффру новые силы. Теперь он советовал Пуанкаре и его правительству не покидать Париж; главнокомандующий надеялся остановить продвижение немецких войск с помощью 5-й и 6-й армий. Он отправил в английский главный штаб письмо — 5-я и 6-я армии получили приказ держаться всеми средствами и отступать только в исключительных случаях. Поскольку немцы постараются использовать брешь между английскими и французскими армиями, он «самым настоятельным образом» просил фельдмаршала Френча не отводить войска или, по крайней мере, оставить арьергарды, чтобы у противника не создалось впечатления об отступлении и о существовании незащищенного участка фронта между 5-й и 6-й армиями. Пуанкаре, которого Жоффр попросил использовать свое влияние как президента страны и добиться благоприятного ответа, обратился за помощью к английскому послу. Тот, в свою очередь, запросил главный штаб, однако все визиты и поездки офицеров по особым поручениям не дали никаких результатов.