– Ну… – Бэттлмонт выпрямился. – Может, ты и умнее меня, но зато у меня сердце намного больше!

– Если тебя поймают, нам придется бросить тебя на съедение волкам, – сказал доктор Флэддис. – Ты ведь понимаешь?

Лаокония Уилкинсон, старший полевой агент Социальной Антропологической Службы, кивнула.

– Конечно, – буркнула она, листая у себя на коленях приказы и документы на выезд.

– Получить разрешение Верховного совета на эту экспедицию было очень трудно после… э… того прискорбного инцидента на Монлиголе, – сказал доктор Флэддис. – Поэтому налагаются такие суровые ограничения.

– Мне разрешено взять с собой только эту… – Она бросила взгляд на документы. – Мари Медилл?

– Ну, план действий в целом – ее идея, – ответил доктор Флэддис. – К тому же у нас в отделе больше нет никого с такой музыкальной квалификацией.

– Не уверена, что мне нравится ее план, – пробормотала Лаокония.

– А, – сказал доктор Флэддис, – но он поможет нам добраться до самой сути ситуации на Рукучпе, и вся его прелесть в том, что он не нарушает закон. Согласен, это юридическая увертка. Но я имею в виду, что ты будешь придерживаться буквы закона.

– Но не духа закона, – пробормотала Лаокония. – Не то чтобы я была согласна с законом. Но все же… – Она пожала плечами, – музыка!

Доктор Флэддис предпочел неправильно ее понять.

– Да, мисс Медилл защищала докторскую по музыке, – сказал он. – Высокообразованная молодая женщина.

– Если бы это не было, возможно, нашим последним шансом узнать, как размножаются эти существа… – начала Лаокония и покачала головой. – Что нам действительно следовало бы делать, так это идти туда в полном составе, поймать представителей вида, провести над ними…

– Не забывай: это запрещено разделом D мандата Верховного совета, – сказал доктор Флэддис. – «Полевой агент не имеет права задерживать, держать в неволе или иным способом ограничивать свободу любого коренного представителя населения Рукучпа».

– Насколько у них все плохо с рождаемостью? – спросила Лаокония.

– У нас имеются лишь устные свидетельства особого представителя Рукучпа. Этого Гафки. Он говорит, ситуация критическая. Разумеется, именно это определило вердикт Верховного совета. Рукучп сам обратился к нам за помощью.

Лаокония встала.

– Тебе известно мое мнение насчет этой идеи с музыкой. Но если мы все равно собираемся подойти к делу именно так, то почему бы не нарушить закон совсем? Принести музыкальные записи, проигрыватели?..

– Прошу тебя! – вспылил доктор Флэддис.

Лаокония посмотрела на него. Никогда еще она не видела директора отдела таким возбужденным.

– Коренные жители Рукучпа говорят, что столкновение с чужеродной музыкой нарушило какую-то валентность в их репродуктивном цикле, – сказал доктор Флэддис. – По крайней мере так мы перевели их объяснение. Именно поэтому и существует закон, запрещающий провоз музыкальных устройств.

– Я не ребенок! – огрызнулась Лаокония. – Не обязательно объяснять все…

– Чрезмерная осторожность не помешает, – сказал доктор Флэддис. – Еще свежа память о событиях на Монлиголе. – Он поежился. – Мы должны возродить дух девиза СоцАнтро: «На благо вселенной». Мы получили предупреждение.

– Не понимаю, как музыка может быть чем-то, кроме вторичного стимулятора, – сказала Лаокония. – Однако я постараюсь подойти к делу непредвзято.

* * *

Оторвавшись от своих заметок, Лаокония Уилкинсон спросила:

– Мари, ты не слышала шум снаружи?

Она смахнула прядь седых волос со лба.

Мари Медилл стояла в другом конце полевой хижины, глядя в одно из двух окон.

– Я слышу только шелест листьев, – ответила она. – Они сильно шумят на ветру.

– Ты уверена, что это не Гафка?

– Нет, это не его именная песня, – вздохнула Мари.

– Прекрати говорить об этом чудовище как о мужчине! – вспылила Лаокония.

Плечи Мари напряглись.

Наблюдая за этим рефлексом, Лаокония подумала о том, как мудро поступила Служба, вверив командование данной операцией зрелому, опытному антропологу. Хижина в форме купола-восьмигранника была слишком мала, чтобы держать в ней людей с нестабильным темпераментом. Две женщины безвыходно провели здесь уже двадцать пять недель. Лаокония рассматривала свою напарницу – такая юная, романтичная барышня.

Поза Мари выражала скуку… беспокойство…

Лаокония осмотрела тесную хижину. Сервомагнитофоны, камеры ночного видения, полевые компьютеры, робокухня, разборные плоты, стол, два стула, раскладные койки, на трех секциях стены – трансивер, соединяющий их с кораблем на спутниковой орбите. Все на своем месте, и всему есть место.

– Почему-то Гафка представляется мне именно существом мужского пола, – сказала Мари, пожимая плечами. – Чепуха, конечно… И все же… когда Гафка поет…

Лаокония пристально разглядывала молодую женщину. Светловолосая девушка в цельной зеленой униформе; коренастая, крестьянского типа фигура, хорошие сильные ноги, овальное лицо с высоким лбом и мечтательными синими глазами.

– Кстати, о песнях, – сказала Лаокония. – Не знаю, что и делать, если Гафка не достанет для нас разрешение присутствовать на их Большом Песнопении. Не располагая фактами, мы никак не сможем разобраться в этом бардаке.

– Несомненно, – проворчала Мари, пытаясь не смотреть на Лаоконию.

Женщина постарше просто сидела на месте. Она всегда просто сидела – такая деятельная, повелительная, долговязая и тощая, с обветренным, загорелым лицом, слишком большим носом, слишком большим ртом, слишком большим подбородком и слишком маленькими глазами.

Мари отвернулась.

– С каждым днем я все больше убеждаюсь, что эта идея с музыкой заводит нас в тупик, – сказала Лаокония. – Рождаемость на Рукучпе продолжает падать, невзирая на всю ту музыку, которой ты их обучаешь.

– Но Гафка согласен, – возразила Мари. – Все указывает на это. Открыв эту планету, мы познакомили рукучпов с первой инопланетной музыкой, которую они когда-либо слышали. Это каким-то образом нарушило их репродуктивный цикл. Я в этом уверена.

– Репродуктивный цикл, – фыркнула Лаокония. – Вполне вероятно, что эти существа – ходячие овощи, не имеющие даже зачаточных…

– Я очень беспокоюсь, – сказала Мари. – Уверена, что корень проблемы в музыке, но если вдруг станет известно, что мы провезли сюда контрабандные обучающие записи и научили Гафку всем нашим музыкальным формам…

– Не было никакой контрабанды! – рявкнула Лаокония. – Закон сформулирован вполне определенно. Он запрещает только механическое воспроизведение настоящих музыкальных звуков. Все наши записи – только видео.