– Гафка, – сказала Мари. – Песнь – это все, что вы делаете? В смысле, больше ничего?

– Все, – выдохнул Гафка. – Самая лучшая песнь.

– Думаю, нам стоит проследить за некоторыми из… – начала Лаокония.

– Необязательно, – сказала Мари. – Вы получили удовольствие от их музыки, доктор Уилкинсон?

– Ну… – Женщина постарше с некоторым смущением отвела взгляд. – Она была очень красивой.

– И вы получили удовольствие? – настаивала Мари.

– Не понимаю, какое…

– У вас нет музыкального слуха, – сказала Мари.

– Очевидно, это какой-то стимулятор! – огрызнулась Лаокония. – Я не понимаю, почему они теперь не позволяют нам…

– Они нам уже все позволили, – сказала Мари.

Лаокония повернулась к Гафке.

– Гафка, я настаиваю, чтобы нам позволили изучить все стадии вашего репродуктивного процесса. Иначе мы не сможем вам помочь.

– Вы – самая лучшая помощь, – сказал Гафка. – Рождаемость теперь все хорошо. Вы научить не смешивать музыка. – По дыхательной мышце Гафки прошла дрожь.

– Ты что-нибудь понимаешь? – требовательно спросила Лаокония.

– Боюсь, что да, – сказала Мари. – Вы не устали, Гафка?

– Так, – вздохнул Гафка.

– Лаокония… Доктор Уилкинсон, нам лучше вернуться в хижину, – сказала Мари. – Там мы как-нибудь проведем импровизированный тест Шафтера.

– Но тест Шафтера определяет беременность у человека! – возразила Лаокония.

Перед Лаоконией зажегся красный огонек. Она щелкнула переключателем.

– Да?

Тишину нарушил скрежет из наушников. Мари подумала, что ей совершенно не хочется слышать голос с корабля.

– Конечно, я знаю, что ты отслеживаешь тест на… Зачем мне сообщать Мари, что ты уже сделала себе тест Шафтера?.. – Голос Лаоконии сделался выше. – ЧТО? Да ты шу… Это невозможно! Но, Хелен, мы… они… ты… мы… Конечно, я… Разве мы могли… Каждая женщина на корабле…

Наступила долгая пауза. Мари наблюдала за тем, как Лаокония кивает в такт услышанному из наушников. Через некоторое время Лаокония осторожно опустила наушники и мрачно сказала:

– Доктор Бакс… Хелен подозревала, что… Она сделала себе и некоторым другим женщинам тест Шафтера.

– Она слышала музыку? – спросила Мари.

– Эту музыку слышала вся Вселенная, – сказала Лаокония. – Какой-то контрабандист отследил официальные передачи записей с нашего корабля. Их ретранслировали многие станции. Все сходят с ума по нашей прекрасной музыке.

– О нет, – выдохнула Мари.

– Все на корабле послушали наши записи. Хелен сказала, что у нее возникли подозрения сразу после трансляции, но она выждала целых полчаса, прежде чем делать тест Шафтера. – Лаокония глянула на Гафку, который безмолвно стоял рядом с Мари. – Каждая женщина на корабле, которая могла забеременеть, забеременела.

– Это очевидно, не так ли? – спросила Мари. – Вид Гафки развил форму группового партеногенеза. Их Большое Песнопение запускает реакцию в бластомерах.

– Но мы же люди! – воскликнула Лаокония. – Как это может…

– В нас все еще есть очень примитивные части, – сказала Мари. – Это не должно нас удивлять. Звук и раньше использовался для запуска митоза. Просто для вида Гафки это единственный способ размножения – с соответствующим совершенствованием техники.

Лаокония моргнула.

– Интересно, – сказала она, – с чего все это началось?

– Когда они впервые столкнулись с нашей чужеродной музыкой, – продолжала Мари, – их это поставило в тупик, перемешало их музыкальные отношения. Их увлекли новые музыкальные формы. Они экспериментировали с новыми ощущениями… и их рождаемость снизилась. Естественно.

– А потом появилась ты, – сказала Лаокония, – и научила их управлять новой музыкой.

– Вот именно.

– Мари! – воскликнула Лаокония.

– Да?

– Мы были здесь в течение всего этого… Ты же не думаешь, что мы… что я…

– Не знаю насчет вас, – сказала Мари, – но я никогда в жизни не была ни в чем настолько уверена. – Она прикусила нижнюю губу, пытаясь сдержать слезы. – У меня будет ребенок. Девочка. У нее будет только половина нормального количества хромосом. И она будет стерильной. А я…

– Говорить я вам, – пропел Гафка. В его напевном голосе слышались нотки грусти. – Говорить я вам: все жизни формы начинать с яйца одинаково. Не хотеть я приносить неприятность. Но вы говорить, вы другие.

– Партеногенез, – проговорила Лаокония. К ней отчасти вернулась ее обычная энергичность. – Это, разумеется, означает, что для репродуктивного процесса человека не понадобятся… то есть э… нам не понадобятся… Я имею в виду, что мужчины не будут…

– Дети будут паразитами, – сказала Мари. – Вам это известно. Бесплодными паразитами. На какое-то время это, возможно, войдет в моду, но долго, конечно же, не продлится.

– Возможно, – сказала Лаокония. – Но я все думаю о ретрансляциях наших передач. Интересно, было ли у этих рукучпских существ когда-либо два пола? – Она повернулась к Гафке. – Гафка, вы не знаете…

– Жаль мне создавать неприятность, – пропел Гафка слабеющим голосом. – Теперь должно прощаться. Пора рожать я.

– Вы собираетесь рожать? – спросила Лаокония.

– Так, – выдохнул Гафка. – Чувствовать боль наверху.

Цепкие ноги Гафки принялись торопливо копать землю около ховерплота.

– Что ж, кое в чем вы были правы, доктор Уилкинсон, – сказала Мари. – Он-она точно не мужчина.

Ноги Гафки подогнулись, яйцеобразное тело опустилось в только что выкопанную ямку в земле. Ноги тут же начали втягиваться обратно в тело. На визуальной шляпке появилась трещина и пошла вниз через дыхательную мышцу.

И вот на глазах у женщин возникло две Гафки, каждый из которых был вполовину роста оригинала. Два новых Гафки тут же начали отращивать новые ноги, чтобы восстановить обычную симметрию.

– О нет, – прошептала Мари.

У нее заболела голова.

Каждый разум на Земле, способный понять задачу, сосредоточился на космическом корабле, пассажиры которого выдвинули ультиматум. «Говорите или умрите!» – кричали газетные заголовки.

Уровень самоубийств все еще возрастал. Активизировались религиозные секты. Книга автора-фантаста «Что значит для вас смертоносный межгалактический корабль!» побила все прошлые рекорды книжных продаж. И это продолжалось вот уже семь пропитанных паникой месяцев.

Корабль, появившийся в свинцовом небе над Орегоном из ниоткуда, напоминал по форме чудовищную, исполинскую парамецию, края которой трепетали, подобно краям мифического летучего ковра. Пятеро зеленокожих, похожих на лягушек пассажиров корабля выдали представителям каждого крупного правительства по одному экземпляру напечатанного на бархатистой бумаге текста ультиматума. Все тексты были безупречно сформулированы на соответствующем родном языке адресатов.