радостью и неустанно будем над этим работать. Если мы усвоим эту мысль, то не будем больше пугливо вздрагивать от страха при слове “республика” или оглядываться со страхом, не услышал ли его кто-нибудь».

В отличие от Сильверберга, Шлейхер не приветствовал участие социал-демократов в правительстве. Напротив, оптимальным рецептом он считал «развитие правительственного курса вправо, в соответствии с добрым старым правилом, что легче всего делиться, будучи в выигрыше». Однако сказанное Шлейхером «да» республиканской форме правления, хотя бы и в тактических целях, означало приспособление армии к реальности. Тем самым забвению предавались застарелые предрассудки, определявшие в эру Секта отношение армии к Веймарской республике. Помимо своей воли Гинденбург сделал республику «пристойной» для определенной части правых сил. В то же время кампания за экспроприацию имуществ княжеских домов ясно продемонстрировала, насколько непопулярными были в обществе реставрационные устремления. Это способствовало тому, что политики-реалисты, как Шлейхер, по возможности стремились избегать дискуссий по вопросу о форме государства. Рейхсвер мог сосуществовать с республикой, во главе которой стоял фельдмаршал, тем более если ее правительство еще и получало поддержку от правых партий{337}.

Однако осенью 1926 г. какое-то время положение дел выглядело так, что правительство парламентского меньшинства Маркса скорее сможет договориться с социал-демократами, чем с немецкими националистами. 10 ноября, после одного из проигранных голосований в рейхстаге, правительство приняло решение вступить в переговоры с СДПГ о возможном «modus vivendi». День спустя рейхсканцлер смог сообщить министрам, что социал-демократы не готовы к вступлению в коалицию или к деловому сотрудничеству, но они хотят «от случая к случаю» поддерживать контакт с правительством. Но этой «негласной коалиции» была суждена недолгая судьба. Через два дня после того, как 3 декабря в рейхстаге при поддержке голосов от ДНФП (и не взирая на сопротивление СДПГ) был принят закон, призванный «охранить» молодежь от «грязи и скверны», председатель фракции ДФП Эрнст Шольц заявил в прусском Инстербурге, что внутреннее согласие между немецкими националистами и партиями буржуазного центра гораздо прочнее, чем между буржуазным центром и социал-демократами. СДПГ оценила эту речь как открытое объявление войны, а свое соглашение с рейхсканцлером — утратившим силу{338}.

В тот же день, 5 декабря 1926 г., когда Шольц в Инстербурге бросил вызов социал-демократии, «Форвартс» опубликовала статью, которая стала началом конца третьего кабинета Маркса. Подзаголовком «Советские снаряды для орудий рейхсвера» орган социал-демократической партии сообщил о сенсационном разоблачении «Манчестер Гардиан» (источник которого скорее всего происходил из рядов самой СДПГ). Согласно публикации, фирма «Юнкере» по заказу рейхсвера построила в СССР авиационный завод, чтобы выпускать военные самолеты как для советского, так и немецкого потребления. Военные эксперты обеих стран подготовили в России сооружение химической фабрики, которая должна была производить отравляющие вещества; офицеры рейхсвера с этой целью по фальшивым паспортами ездили в Россию. Советские корабли в ноябре 1926 г. привезли в Штеттин партию оружия и боеприпасов для рейхсвера.

Публикацией этой статьи СДПГ преследовала две цели. Во-первых, социал-демократы хотели указать рейхсверу его место и тем самым не давать союзным державам обоснованного повода для недоверия в отношении Германии. Во-вторых, статья «Форвартс» была направлена против коммунистов. Москва, писала газета, проповедует мировую революцию и при этом одновременно снабжает оружием и боеприпасами рейхсвер, который использует их для подавления восстаний пролетариата. «Немецких рабочих гонят под пулеметы, заряженные русскими патронами!»

Правая пресса тотчас же ответила на атаку «Форвартса» обвинениями в том, что социал-демократы преследовали изменнические намерения. Но правительство взяло другой тон. Из Женевы, где Штреземан вел переговоры с державами-победителями о прекращении союзнического военного контроля, он предостерег об опасности правительственного кризиса в данной ситуации. После того как 12 декабря были достигнуты поставленные внешнеполитические цели, Штреземан вернулся в Берлин и предпринял там энергичные меры, чтобы не допустить в рейхстаге дебаты по военному вопросу, проведения которых требовала СДПГ. Министр иностранных дел расценивал их настолько опасными, что за отказ от дебатов был готов заплатить высокую цену: вхождение социал-демократов в правительство.

15 декабря 1926 г. кабинет под давлением доводов Штреземана единогласно принял решение предложить СДПГ начать переговоры с целью образования Большой коалиции. Председатель партии Герман Мюллер, насколько знал Штреземан, был готов к такому драматическому повороту событий. Но в рядах своей фракции в рейхстаге Мюллер не смог заручиться поддержкой. Вечером 15 декабря депутаты от СДПГ проголосовали за начало переговоров о формировании Большой коалиции, но обставили свое согласие условием, которое было неприемлемым для кабинета Маркса, а именно — отставка правительства. Кроме того, фракция выразила вотум недоверия министру рейхсвера Гесслеру.

На следующий день правительство ответило отказом на все требования СДПГ и теперь должно было считаться с выражением вотума недоверия правительству в целом. Прежде чем это предложение было внесено в рейхстаг, 16 декабря 1926 г. Филипп Шейдеман выступил на послеобеденном заседании парламента с речью, ставшей сенсацией. Бывший министр-президент Германии говорил о тайном финансировании армии и о том, как это финансирование маскируется. Он описывал совместную деятельность рейхсвера и праворадикальных организаций, упомянул о военизированных союзах, с помощью которых рейхсвер обходил наложенное ограничение численности войск в 100 000 чел., т. е. о «черном рейхсвере». Шейдеман привел коммунистов в состояние наивысшего возбуждения, заявив, что штеттинская портовая ячейка КПГ была полностью проинформирована о содержании груза тех советских судов, которые в сентябре и октябре привезли оружие и боеприпасы в Германию.

Политические требования, которые потом выставил оратор, были намного умереннее тона его выступления. Среди прочего он потребовал запрета частных пожертвований в пользу рейхсвера, разрыва всех его контактов с праворадикальными союзами и участия гражданских комиссий в ходе призыва офицеров и рядового состава. Тем не менее воздействие речи было фатальным. Шейдеман настроил этими разоблачениями, которые в своей массе отнюдь не были новыми, против социал-демократов не только правых, но и центристские партии. Центр и демократы едва ли менее, чем Немецкая народная партия и националисты, видели в ограничениях Версаля главную опасность для безопасности Германии и поэтому прикладывали все усилия, чтобы покрывать незаконное вооружение армии. Но ведь социал-демократы сами были кровно заинтересованы в поддержке центристских партий, если они хотели хоть что-нибудь изменить в положении рейхсвера, а именно — прервать его прямые связи с радикальными правыми. Посчитав свое участие в правительстве менее важным, чем эффект от одной-единственной сенсационной парламентской речи, социал-демократы утратили эту возможность{339}.

На следующий день после выступления Шейдемана, 17 декабря 1926 г., правительство Маркса было отправлено в отставку рейхстагом 249 голосами против 171. За предложение социал-демократов о вынесении вотума недоверия голосовали также представители «народников», немецких националистов и коммунистов. Вопрос о Большой коалиции был похоронен сам собой речью Шейдемана: среди