— В дневное время в это здание никто не заходит, — сказал Ясима.

Первый этаж занимала аптека, на втором и третьем располагался бар. До его открытия, то есть до шести часов, здесь нечего делать, вряд ли кто-нибудь захочет подняться сюда.

— А хозяйка бывает здесь днём? — спросил я, и Фукуда отрицательно покачал головой.

— Ладно, может, удастся задвинуть засов, — сказал я и попробовал это сделать по возможности бесшумно, но всё равно звук получился довольно громкий.

— Включи-ка радио, — попросил я Фукуду. Увеличив громкость приёмника, мы добились того, что стук закрывающегося засова перестал быть слышен. Радио вообще было очень кстати: оно могло заглушить и все остальные звуки. — И ещё одно. Куда мы его денем, когда всё будет кончено?

— Да, это вопрос. — Лицо Ясимы неожиданно посуровело.

Все замолчали. Как ни странно, раньше мы не задумывались о том, что будем делать с трупом. Всю свою работу мы сводили к убийству и ограблению, о трупе же и речи не заходило. Прокурору показалось странным, что при скрупулёзной разработанности плана убийства план сокрытия трупа оказался таким бездарным, и он донимал меня вопросами, пытаясь установить причину. Он даже подозревал, что у нас был какой-то хитроумный план, который просто не удалось осуществить. Но на самом деле ничего такого не было. Фукуда предложил свой вариант, и мы тут же с ним согласись. Предложение же его состояло в том, чтобы положить труп в большой чемодан и спрятать его на чердаке над площадкой для оркестра.

— И вам не пришло в голову, что летом в такую жару труп сразу же начнёт разлагаться, испуская зловоние? — спросил прокурор.

— Нет, не пришло, — ответил я.

— Может быть, вы хотели потом вынести чемодан из бара и куда-нибудь выбросить труп?

— Нет.

— Значит, подсудимый утверждает, что у него не было намерения прятать труп?

— Не было.

— Зачем же вы тогда покупали чемодан?

— Мы думали, что если положить труп в чемодан, то пройдёт неделя или даже полторы, прежде чем его обнаружат. Нам показалось, что этого вполне хватит.

— Для чего хватит?

— Для того, чтобы убежать. Нет, не знаю, как лучше сказать… Для того, чтобы успеть самоуничтожиться.

— Самоуничтожиться? Вы имеете в виду — покончить с собой?

— Может быть. Во всяком случае — получить наслаждение.

— Судья, подсудимый не желает отвечать серьёзно.

— Принято. Обвиняемому делается замечание. Отвечайте серьёзно.

— Слушаюсь. Но я отвечаю вполне серьёзно. Уничтожиться — значило тогда для меня получить наслаждение. Потому что уничтожение было связано с возвращением своего «я».

— Господин прокурор, вас удовлетворяет такой ответ?

— Господин судья, я не совсем понимаю, о чём идёт речь. — Прокурор был возмущён. — При чём тут возвращение своего «я»?

На самом деле ясно было одно — в то воскресенье, обсуждая подробности нашей будущей «работы» с Ясимой и Фукудой, я, сам того не сознавая, испытывал такое удовольствие, будто разрабатывал план какого-то увлекательного, полного удивительных приключений путешествия. Думаю, мне удалось заразить Ясиму с Фукудой той светлой и страстной надеждой, которая окрылила меня в тот момент, когда, сидя в закусочной, я замыслил это убийство. Все мы с энтузиазмом участвовали в его обсуждении, даже молчун Фукуда спешил высказать своё мнение.

Потом мы с Ясимой отправились в ближайший магазин, чтобы узнать насчёт чемодана. Это был специализированный магазин, где торговали всякими вещами для туристов. Нам приглянулся большой чемодан, предназначенный для авиаперелетов: в него вполне мог поместиться человек. «Давай купим его», — сказал Ясима, и мы уточнили, будет ли магазин работать завтра, в понедельник.

Потом мы поехали в Асакусу посмотреть на стриптиз. Тамошние девицы меня разбередили, и я предложил поехать в Ёсивару, но Ясима заявил, что в такую ответственную ночь, как сегодня, лучше этого не делать, что после ночи с женщиной всегда слабеешь и можно наломать дров… Он был настроен необычайно серьёзно, правда, потом я вспомнил что у него заметно дрожал голос. В магазине электротоваров мы купили пять метров телефонного провода, и он тщательно проверил его толщину и прочность. Однако, когда надо было получать покупку, скомандовал: «Бери ты», а сам даже не дотронулся до провода, опасаясь, что на нём останутся его отпечатки. Он был до крайности молчалив, и я повёл его выпить. Правда, денег у меня не было, платить пришлось ему. Сакэ оказалось дрянным, и мы совсем не пьянели, более того, мысли о завтрашнем дне не выходили у нас из головы, а поскольку мы не могли при всех об этом говорить, то больше молчали. В конце концов, решив пораньше вернуться домой и лечь спать, спустились в метро и доехали до Симбаси. Здесь мы расстались, договорившись встретиться завтра в десять утра в «Траумерае». После того как электричка Ясимы отошла, мне вдруг захотелось увидеть Мино, и я сел в следующую электричку. Толком и не объяснишь, почему я это сделал. Но желание владеть её телом стало почти непереносимым. В электричке выпитое разом ударило мне в голову, и я заснул. Каким-то чудом проснулся прямо перед Дзуси. Старуха, идущая передо мной по платформе, была поразительно похожа на мать. У турникета заглянул ей в лицо — ничего общего. «Может, взять такси и махнуть в Хаяму?» — подумал я, но тут же прогнал эту мысль как совершенно абсурдную.

Почти все магазины торгового квартала уже закрылись, но кафе, в котором мы часто встречались с Мино, оказалось открытым. Это было небольшое кафе при европейской кондитерской, столики стояли в глубине, за прилавком. Там сидело несколько человек, одна из женщин показалась мне похожей на Мино, я стал напряжённо вглядываться, но видно было плохо, в конце концов я решил войти и обнаружил, что это не она. Сев за наш обычный столик, я увидел на противоположной стене большой плакат.

Школа фортепьянной игры Мияваки

Новейшие методы обучения. Подготовка первоклассных исполнителей.

Принимаются дети с четырёх лет, школьники начальных классов.

Подготовка к экзаменам в музыкальные школы.

Подготовка воспитателей для детских садов (фортепиано).

Оборудованы специальные комнаты для самостоятельных занятий.

Преподают — лучшие специалисты, в том числе преподаватели консерватории.

Директор школы Мино Мияваки

На афише — фотография довольно большого здания, позволяющего предположить, что, помимо Цунэ Цукамото, у Мино был и другой спонсор. У меня не было никаких доказательств, но я почему-то сразу поверил, что это очень богатый мужчина, что он женится на Мино, что Мино для меня окончательно потеряна. Возвращаясь на станцию, я думал о том, что теперь у меня нет другого пути — остаётся завтра же приступить к осуществлению своего последнего плана.

И вот наступил понедельник. Необходимость описывать это день повергает меня в уныние. Дело в том, что именно этот день вызывал живейший интерес у многих, и я столько раз отвечал на вопросы о нём, что мне просто нечего к этому добавить. Протоколы допросов, показания в суде, разъяснения эксперта, производившего судебно-психиатрическую экспертизу, текст апелляции, текст кассации — везде я излагал примерно одни и те же факты, не говоря уже о том, что сразу после ареста я охотно отвечал на вопросы журналистов и посылал свои заметки в еженедельники и журналы. Разве человек может написать что-нибудь новенькое, после того как над его памятью изрядно потрудились, стараясь выжать из неё всё до последний капли и не оставив ему ни единого воспоминания?