И если бы этот бык был её единственной заботой! Лорд Одвелл привёл с собой двести пятьдесят воинов, а затем, совершенно неожиданно, к ним присоединилась сотня солдат лорда Пейревана, и всех их надо было где-то разместить, накормить, напоить элем и проследить, чтобы они не слишком буйствовали и не хватали служанок посреди двора. Всё это Никлас также предоставил её заботам: она была здесь хозяйкой; всё, что не касается войны, дело леди, а не лорда. Часть союзных солдат удалось расселить в замковой казарме, к большому неудовольствию воинов Индабирана, вынужденных теперь ютиться вдвоём на одной койке — и это лишь для старших чинов, простые же солдаты спали прямо на полу как попало, но им всё равно надо было раздобыть одеяла. Остальных пришлось расквартировать на конюшне, в амбарах, в пекарне, даже на кухне, хотя это немедленно привело к скандалу — бравые воины так и норовили стащить лишний окорок или бутылку джина. А ещё стягивались крестьяне из окрестных, уцелевших в недавней резне деревень, приносили срочно потребованный оброк провизией и скотом, и за этим тоже надо было следить. Большинство дел, конечно, вёл управляющий, но и на долю леди Индабиран оставалось столько работы, что она ни разу не присела с самого утра и всё равно была отнюдь не уверена, что всё идёт как следует. Прогнать со двора старшин лорда Одвелла, высыпавших из казарм и пожелавших развлечься тренировкой, она так и не сумела — они лишь откровенно рассмеялись ей в лицо, когда она попросила их освободить подворье, потому что сейчас прибудет стадо коров из Дубовой Рощи. В результате коров принимали прямо перед входом в замок, и Катарине осталось в отчаянии наблюдать, как толкущееся мычащее стадо топчет и пачкает двор перед главными воротами, который она всего час назад велела как следует вымести.

И, будто все боги в тот день ополчились на Катарину, почти сразу после этого вернулся Никлас.

Ей вовремя сообщили об отряде, показавшемся за поворотом дороги, и она едва успела подняться к себе и переодеться в торжественные одежды своих цветов. Она не сделала этого в прошлый раз, когда Никлас вернулся с поля боя — наконец-то победителем! — и получила от него за это жестокий выговор. Заниматься волосами не было времени, и Катарина просто стянула их в узел и накинула на голову покрывало. Спускаясь по лестнице, она уже слышала крики и суматоху внизу — ворота распахнулись, её лорд со своими воинами, друзьями и господином въехали в замок. Перед самой дверью Катарина задержалась и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Она устала, но день только начинался. Убедившись, что сердце бьётся почти ровно, а лицо сохраняет неподвижность, она ступила во двор, чтобы приветствовать своего мужа и его гостей.

Их вернулось меньше, чем уехало: с собой лорды взяли дюжину пленников, захваченных во вчерашней битве с Анастасом Эвентри, и ни один из осуждённых не вернулся назад. Катарина знала, что с ними случилось, — она слышала, какую забаву предложил лорд Пейреван вчера вечером, когда они праздновали победу. Никлас любил такие забавы, и обычно они затягивались надолго, поэтому Катарина, захваченная врасплох столь быстрым возвращением мужа, изо всех сил старалась скрыть отчаяние. Никлас сердито сверкал на неё глазами из-под кустистых бровей и два раза спросил про быка. Катарина ответила, что всё готово, молясь про себя Неистовой Яноне, чтобы это не оказалось ложью, — она уже часа два не заглядывала на кухню и не знала, как там обстоят дела. Во дворе, где и так было не повернуться, стоял галдёж и толкотня, Никлас кричал на неё, а она стояла прямая, внешне спокойная, и тихо отвечала ему: «Да, мой лорд». Он понемногу успокаивался, как обычно, и она, видя, что способна вернуть ему самообладание, успокаивалась тоже — всё было так, как всегда, и всё наладится, как всегда, она поняла это и на душе у неё стало легко…

И тут она увидела этого человека.

— Яблоки-и-и!

Позже, когда Катарина Индабиран вспоминала это мгновение, она поняла, что посмотрела в ту сторону ещё до того, как услышала пронзительный голос дурачка Олпорта. Как будто, думала она позже, ей почудилось там что-то, какая-то вспышка света, она оглянулась и увидела человека, который навсегда изменил её жизнь. Но в тот миг ей казалось, что она повернула голову именно на крик — холодея, проклиная свою неосмотрительность и предвидя ярость Никласа, запрещавшего ей пускать Олпорта болтаться по двору, когда в замке находились посторонние. Обычно она выполняла приказ, вполне соглашаясь с его целесообразностью, — но сегодня ей было просто не до того. Она не уследила. Она была виновата. И теперь Олпорт вопил, повиснув на руке человека, которого Катарина видела впервые в жизни. Она была совершенно уверена, что он не состоял в свите ни одного из лордов. Иначе она заметила бы его раньше.

Он слишком сильно отличался от всех, кто его окружал.

Он был не очень высок, но строен, в его движениях сквозило странно небрежное изящество — и отчего-то Катарина, за свою жизнь побывавшая от силы в трёх замках, инстинктивно ощутила, что это изящество у него не врождённое, просто там, откуда он приехал, так держатся все. Его лицо было гладко выбрито — кроме лорда Одвелла, он оказался единственным из скопившихся на подворье мужчин, кто не носил бороды, и это сбивало Катарину с толку и мешало точно определить его возраст. Сперва она решила, что он очень юн, но потом поняла, что ошиблась. Его светлые волосы, вновь как у лорда Одвелла, были заплетены в короткую косу, прикрывавшую затылок и шею. Одежда тоже выделяла его среди прочих: светло-бежевая куртка и коричневые брюки облегали тело, подчёркивая не крупную, хорошо сложенную фигуру, высокие голенища сапог туго обтягивали ноги — Катарина никогда не видела ни таких сапог, ни вообще таких одежд. На фоне остальных мужчин, закутанных в многочисленные накидки, отчего их грузные тела казались ещё больше, этот человек выглядел маленьким и как будто незначительным…

Но ей хватило одного взгляда, чтобы ощутить исходящую от него опасность.

«Олпорт, — подумала Катарина, — о Янона, Олпорт! Что же ты наделал?» Никлас уже приплясывал подле них с плетью, брызжа слюной и угрожая запороть дурачка до смерти. Катарина всегда боялась, что однажды он всё-таки это сделает, — и, замерев от ужаса, смотрела на странного, яркого, изящного человека, который стоял, отвернувшись от неё, и смотрел вниз, на валяющегося у его ног идиота. А потом он заговорил. У него был сильный, звонкий голос, от звука которого окружающие невольно замолкали, и Катарина слышала, как этот голос отпустил грубую шутку, облекая её при этом в такие изящные и затейливые слова, что соль сказанного дошла до слушателей не сразу. Несколько мгновений висела мертвенная тишина, прежде чем Никлас расхохотался, подарив дурачку Олпорту ещё один день жизни. Золотоволосый незнакомец тоже улыбался.

И тогда лорд Одвелл назвал его по имени. И несколько мгновений Катарина думала, что ослышалась.

Этот человек был Фосиган.

Фосиган, злейший враг Одвеллов, а следовательно — и враг клана Индабиран, приехал с её мужем в их замок как ни в чём не бывало, походя чуть не уничтожил и так же походя спас Олпорта, и смеялся теперь, сетуя на то, что гостеприимный Индабиртейн встречает его коровьей лепёшкой. Остальные смеялись вместе с ним — не над ним, но с ним, как будто не знали, кто он. Но они знали. Катарина только теперь заметила, что, куда бы ни пошёл этот человек, за его спиной всегда маячат двое или трое воинов Одвелла. Его коня тоже увёл не конюх, а солдат; с него не спускали глаз, и лишь когда подвесной мост был поднят, лорд Одвелл слегка кивнул своим людям, позволяя ослабить наблюдение. Этот человек был пленником — о чём как будто сам не догадывался.