Голицына как приверженца представительного строя, вроде Речи Посполитой или английского. Голицын всегда проводил мысль, что подданные должны принимать участие в правлении государством, в делах как внутренней, так и внешней политики. Благодаря ему императрицей Екатериной был дан 21 марта 1727 года указ «О сухопутной армии и флоте с целью устроить их с наименьшей тягостью для народа». Предполагалось образовать комиссию «из знатного шляхетства и из посредственных персон всех чинов — рассмотреть состояние всех городов и земель и по рассмотрении наложить такую подать, чтобы было всем равно. Это было как бы уже шагом к признанию представительного строя.

Ягужинский был уверен, что теперь Дмитрий Михайлович воспользуется случаем, чтобы осуществить свои любимые идеи. Так как прямых, бесспорных наследников не было, то являлось весьма вероятным, что избранное лицо согласится на известные уступки. Быстрый, изворотливый ум Ягужинского живо представил возможное положение дел, тем более что он уже ранее слышал кое‑что об уже готовом проекте Дмитрия Михайловича и об его словах, что необходимо прибавить себе воли. Ягужинскому, в сущности, было всё равно, хоть республика, только бы самому стоять на верхах.

Беспокойные взгляды всё чаще и чаще останавливались на комнатах, из которых ждали появления верховников.

Ягужинский говорил Сергею Григорьевичу:

— Что ж, пусть решают. Но долго ли терпеть нам, что нам головы секут! Настало иное время. Не быть теперь самодержавию!

— Это не моё дело, — ответил добродушный князь Сергей Григорьевич. — Я в такое дело не путаюсь и даже не думаю о нём.

Ягужинский замолчал. Его всё ещё мучило перенесённое им унижение. Верховники не пригласили его с собою на совещание, несмотря на желание графа Головкина.

В то же время и верховники, нервно и нетерпеливо, спешили покончить с вопросом. Несмотря на их видимую власть, они чувствовали шаткость своего положения. Ведь если бы фельдмаршал князь Иван Юрьевич Трубецкой был поэнергичнее или вздумалось бы цесаревне Елизавете явиться сейчас в Лефортовский дворец с ротой преображенцев, то их песенка была бы спета. Пока всё ещё ошеломлены — надо действовать. Надо прийти к соглашению между собою и заручиться согласием Сената и генералитета.

Заседание начал речью князь Дмитрий Михайлович Голицын. Указав на то, что угасло мужское потомство Петра Великого, он заметил, что о дочерях Петра, рождённых до брака с Екатериной, не может быть речи и что завещание, оставленное Екатериной, не может иметь никакого значения, потому что, — добавил он, — «эта женщина, с её прошлым, не имела никакого права воссесть на российский престол, тем менее располагать короной российской».

— Надо думать, — закончил он, — о новой особе на престол и о себе также.

После его слов наступило молчание. Его прервал неуверенный голос Алексея Григорьевича:

— Покойный государь оставил завещание…

— Завещание подложно, — резко ответил князь Дмитрий Михайлович. — Невеста государя не стала женой, и на неё не может переходить никакого права на престол.

— Но позволь, князь… — начал Василий Лукич.

Его прервал Василий Владимирович. Он встал во весь рост и, энергично ударяя по столу рукой, сурово проговорил:

— Да! Это завещание подложно! Никто не вправе вступать на престол, пока ещё находятся в живых особы женского пола, законные члены императорского дома….

— Всего справедливее было бы провозгласить государыней царицу Евдокию, ведь она бабка покойного императора, — произнёс граф Головкин.

— Монахиня!.. — отозвался Алексей Григорьевич Долгорукий.

— Насильный постриг!.. — весь вспыхнув, возразил старик Головкин.

Но Дмитрий Михайлович прервал их. Он встал и своим спокойным, ясным, убедительным голосом громко сказал:

— Я воздаю полную дань достоинствам вдовствующей императрицы, но она только вдова государя. Есть дочери царя, три дочери царя Ивана. Избрание старшей, Екатерины, привело бы к затруднениям. Она сама добра и добродетельна, но её муж, герцог Мекленбургский, зол и сумасброден. Мы забываем Анну Ивановну, герцогиню Курляндскую, — это умная женщина, и в Курляндии на неё нет неудовольствий.

Дмитрий Михайлович обвёл всех вопросительным взглядом и опустился на место. Его предложение не было неожиданностью для некоторых из его товарищей по совету. По тонкому, до сих пор красивому лицу Василия Лукича скользнула довольная улыбка. Он вспомнил своё пребывание в Митаве четыре года тому назад, когда он по доводу курляндских дел ездил туда по поручению Меншикова. Это было после избрания Морица Саксонского курляндским герцогом. Герцогской короны домогался и князь Ижорский. Старый и опытный соблазнитель. Василий Лукич сумел тогда легко, без особого труда, покорить вдовствующую герцогиню, не считая её даже особенно ценной добычей ввиду её обездоленного, униженного и «мизерного» положения. Он не без удовольствия вспоминал, как бесновался тогда её камер-юнкер Бирон, только что приближённый к ней. В своём высокомерии он не считал этого камер-юнкера, заведовавшего конюшнями герцогини, за соперника и третировал его почти как лакея… Он вспомнил один вечер, поздний вечер, встречу его с Бироном перед опочивальней герцогини, дерзкие слова Бирона и нанесённую им Бирону пощёчину. Бирон не забудет этого! Эти воспоминания мгновенно пронеслись в душе Василия Лукича. Он сумел бы вернуть свою власть над Анной, а Бирон… его просто можно не пустить в Россию. И твёрдым голосом Василий Лукич произнёс:

— Это самый достойный выбор.

Алексей Григорьевич, видя, что дело с завещанием не находит поддержки, и привыкнув во всём следовать за Василием Лукичом, молча в знак согласия наклонил голову.

Казалось, что избрание примиряло всех. Все хорошо помнили Анну во время её приездов ко двору, по делам. Дела эти были исключительно денежные, и герцогиня тогда буквально обивала пороги у всех вельмож, имевших какое‑либо влияние при дворе. Все помнили, как бедная «Ивановна» была любезна, уступчива, внимательна.

Такою члены совещания представляли её себе и на основании этого склонялись к её избранию, рассчитывая легко управлять ею.

Молчание прервал фельдмаршал Долгорукий.

— Сам Бог внушил тебе эту мысль, князь Дмитрий Михайлович, — торжественно начал он. — Она исходит от чистосердечной любви твоей к отечеству. — И могучим голосом, каким он командовал полками, он воскликнул: — Виват императрица Анна Ивановна!

— Виват императрица Анна Ивановна! — поддержал его фельдмаршал Голицын.

— Виват императрица Анна Ивановна! — раздались воодушевлённые голоса остальные членов совещания.

Когда смолкли крики, князь Дмитрий Михайлович продолжал:

— Сам Бог указует пути России. Всем ведомо нам, что царь Пётр Первый жизнь свою полагал за благоденствие России. Но прошло пять лет со дня его кончины, и что видим мы? На престоле женщина, возведённая на его ступени преступным властолюбием Меншикова. Женщина низкого