— Ридка, — сказал он. — Ридка, слышишь? Капитан, эй!

Не имело никакого смысла оставлять ее так — парни готовы были ее замучить. Наклонившись, он соединил вместе разбросанные ноги, по очереди поднимая их с земли. Она где-то потеряла юбку, кто-то отобрал у нее рубашку; к счастью, еще оставались платок на голове и повязка на глазу, иначе она была бы совершенно голой. Долго она могла так проспать? Среди сотни с лишним парней, на которых приходилось всего двенадцать шлюх?

Оставив ее, он вскоре вернулся, неся свой плед. Он надеялся на ночь найти себе другой, так как к утру становилось холодно. Впрочем, был шанс, что до ночи Риди немного протрезвеет и отдаст ему покрывало. Она здорово проблевалась, могло помочь. А он отволок ее настолько далеко, что у нее имелся шанс наконец проспаться и по-настоящему протрезветь. Может, даже полностью. Ибо уже несколько дней…

Неллс еще ни разу в жизни так не намучился, как на этой поляне. У него то и дело возникало желание все бросить и просто напиться с остальными. Но кроме желания у него еще были глаза и немного разума, и он видел, что все это может кончиться по-настоящему очень плохо. Он мог просто не выжить — на каком корабле любили командира корабельной стражи? Здесь, в лесу, среди сотни пьяных, к утру могло оказаться, что у него в брюхе нож. Кто должен был его охранять? Подчиненные из Гарды? С ними наверняка случилось бы то же самое.

Подобной пьянки он до сих пор даже не мог себе представить. Где? Где можно было напиваться до полусмерти изо дня в день, просыпаться с кружкой в руке — и все снова? Жрать, пить, снова жрать, драться, петь и трахать шлюх? В кабаке требовалось платить. Кто засыпал на столе или под столом, просыпался без медяка, а его приятели вместе с ним. Пьянка на корабле? Один вечер, иногда — и все. Здесь же был глухой лес. И вся извлеченная из трюма выпивка. Капитанша им это позволила и развлекалась вместе со всеми. Чего еще нужно для счастья? Неллс обладал весьма впечатлительной душой (порой он плакал, услышав грустную песню), но поэтом себя не считал, отнюдь нет. Теперь же он представлял себя якорем, вцепившимся в дно, держащим корабль с разбитыми мачтами, который швыряет из стороны в сторону буря. Стоит якорю не выдержать, и корабль, подгоняемый ветром, обрушится прямо на скалистый берег.

Неллс-якорь. Как-то он еще держался.

Здесь все хотели и могли перерезать друг друга или хотя бы упиться насмерть. Один уже упился, а трое — Неллс не уследил — порезали друг друга ножами. Почти все уже успели подраться, избиты были даже шлюхи, но эти трое… о, эти трое позволили себе многое. Один был мертв, двое при смерти.

За деревьями было видно, как возле «таверны» один матрос толкнул другого; тот не остался в долгу. Кто-то вскочил, раздались крики. Неллс двинулся в ту сторону, чтобы крепче ухватиться за дно. Каждую драку следовало давить в зародыше, не рассчитывая на то, что парни пошумят и все пройдет. Если бы хоть раз — только раз — начали драться тридцать с сорока… На корабле, на глазах офицеров и всей Гарды, он мог успокоить команду. Здесь он был один с пятью парнями.

Разгоряченные матросы били друг друга кулаками куда попало. Неллс подошел и хлопнул по плечу того, кто стоял к нему спиной (второй уже успел опустить руки). Матрос оглянулся, уставился на ключицу Неллса, после чего задрал голову. Старый, но крепкий командир Гарды успокаивающе похлопал его по щеке и, показав пальцем на противника, слегка подтолкнул. С кривыми улыбками на физиономиях оба, пошатываясь, двинулись навстречу друг другу и помирились.

Посреди поляны пели:

Влюбились в одну девушку

Четверо братьев с «Белого алмаза».

Каждый вез для нее перстень,

Она должна была выбрать самый красивый.

Четверо братьев с «Белого алмаза»…

Она сказала им: «Я люблю вас всех».

Они сказали: «Мы к тебе вернемся».

А потом ушли в море,

Унося с собой сладкие мечты,

Четверо братьев на «Белом алмазе».

Никогда больше не видели девушку

Четверо братьев с «Белого алмаза».

Морская вода любила их больше

И навсегда заключила в объятия

Четверых братьев с «Белого алмаза».

И напрасно ждала девушка

Перстней от четырех братьев.

Не выбрала одного-единственного,

Ибо отдали они их другой прекрасной невесте,

Четверо братьев с «Белого алмаза».

Если любишь, девушка, моряка,

То знай о том, что он помолвлен

С прекрасной и ревнивой госпожой,

С которой ни одна не может сравниться.

Ибо никто так долго

И никого

Не умеет ждать.

Певшие немилосердно фальшивили, подвывали, бормотали. Почти никто не помнил всех слов. Один ошибался и смолкал, другой в этом месте подхватывал. «Четырех братьев с „Белого алмаза“» трудно было петь даже на трезвую голову, ибо поющий должен был иметь по-настоящему хороший голос и слух; песню эту скорее декламировали, чем пели, это была не простая матросская песня из тех, что обычно ревут в кубриках. Но теперь все считали, что прекрасно поют — хотя на самом деле лишь шумели.

И пусть. Пока они только пели, трогательно обнимая друг друга за плечи… Лишь бы только не делали чего похуже.

На старательно очищенном клочке мха (рядом возвышалась кучка собранных шишек) сидел матрос без рубашки, разглядывая красивые татуировки, которые недавно вырезали ему приятели. Свежие раны гноились. Подняв взгляд, он сказал проходящему мимо Неллсу:

— Я больше не могу.

Старый дартанец остановился и посмотрел на несчастного детину, омерзительная рожа которого прямо-таки требовала веревки без суда. Отвратительная физиономия, даже для того, кто ежедневно наблюдал тупые морды в кубрике. Откуда этот урод тут взялся, что его принесло на «Труп»? Моряком он был только по названию.

Но похоже, он и в самом деле был сыт по горло. Не он один. Вопреки тому, что могло показаться на первый взгляд, не все на этой поляне хотели и умели напиться до смерти.

— Иди-ка на пляж, сынок, тут тебе не дадут покоя. Вечером отправишься на «Гнилой».

Неллс был далеко не мальчишкой и свое дело знал.

— Э, нет. Я обещал парням, что…

— Катись на пляж.

— Но надо мной же смеяться будут.

— Я кому сказал?

Верзила поднялся и потащился к морю, с трудом скрывая облегчение.

Неллс двинулся следом за ним, так как хотел заглянуть к пьяным — своим, из Гарды. Они могли пить, но отдельно. Потом сон, подъем, головы под воду — и в лес на посты, сменить первую группу. Они сидели на берегу моря. Наткнувшись по дороге на бредущую куда-то шлюху, он поймал ее и перебросил через плечо, хотя она орала и колотила его по спине. Другую, потрезвее, он лишь остановил, показал ей группу людей на пляже, видневшуюся среди деревьев, и многозначительно хлопнул по заду; она радостно пискнула и побежала, спотыкаясь о корни. Не каждой и не всегда было позволено развлекаться с гвардейцами капитанши, а тем временем… Обрадованные верзилы приветствовали бегущую хоровым ревом. А к ним уже шел их командир, неся еще одну.