Света думает: а вдруг он уже все понимает? Слышит, что мы говорим, видит, что мы делаем, все замечает, мотает на ус… вырастет – будет так же делать. Брать с нас пример.

Света озабоченно вспоминает, что они с Мариной уже успели натворить. Потом нагибается к коляске и говорит сердито:

– Вырастешь – не вздумай драться! – И добавляет уже мягче: – Драться – это как мы вчера делали, понимаешь?

Наступило лето. Жарким днем коляску выносят в тенистый сад. Там прохладно, сама бы сбежала из душного дома. Вот приготовит обед – и выйдет. А пока режет овощи и смотрит в окно, как Марина, размахивая веткой, прыгает вокруг коляски и что-то кричит. Разбудит Андрюшку сейчас, думает Настя, а ведь только уснул.

– Мама, мама, – кричит Марина, – я от него комаров отгоняю! Их тут знаешь сколько? Хоть беги!

Да уж, комаров много, а Марина одна. Силы неравны. И Настя видит в окно, как дочка с размаху лупит ладошкой по одеялу. А потом рев Андрея заглушает Маринин победный клич.

Ну точно, разбудила! Так я и знала!

Настя возвращается домой из магазина. Света и Марина наперегонки бегут навстречу, кричат, перебивая друг друга:

– Мама, мама, знаешь, что было?

– Гроза!

– Да еще какая! Как потемнело!

– А потом такой ветер поднялся!

– Мне песок в глаза попал, вот!

– И мне тоже попал! И все двери в доме начали хлопать!

– И тут как шарахнет!

– И молния в небе!

– Я как Андрюшу схватила – вдруг он испугается?

– А я синенькое одеяльце забрала, а то бы промокло.

– А потом такое началось!

– Мы к нему в комнату!

– Если испугается – утешать будем!

– А он вообще ничего не заметил.

– Ты представляешь, мам?

– Руку свою рассматривал – и все.

– Там за окном такое! Я даже сама испугалась – ну, совсем немножко.

– А Андрюша лежит…

– Довольный такой!

– Ага. Хорошо, мам, что пришла, мы тебя ждали.

Грозы не испугался, а вот однажды на окошко сел воробей – Андрюша даже зажмурился от страха. На нем – голубой костюмчик, даже шапочка и пинеточки голубые. Уже сам держит в руке погремушку – а птицы испугался, заплакал, зовет на помощь маму и сестер. Мама прибежала: Кто тебя обидел, сыночек? Это же просто воробей. Воробышек-воробей, да еще и за окном. Не бойся, нечего тут бояться.

Мама успокаивает Андрея, повторяет: Не бойся, не бойся! – а сама думает: Пусть уж лучше боится! Пусть лучше спокойней сидит! Целее будет.

Андрей успокаивается, Настя возвращается на кухню и думает, что они с Макаром давно разучились бояться: страх стал частью их жизни, они его даже не замечают.

Андрей уже научился сидеть. Настя вытащила на траву перед крыльцом несколько одеял, накидала подушек, посадила сына. В руки дала погремушку. Желтую, с коричневым бубенцом.

Мальчик трясет руками и смотрит с удивлением: что это гремит? Откуда звон?

Света и Марина сидят на корточках над грядками. Небольшой огород: морковка, горох – да и тех почти не видно за сорняками. Настя послала дочерей на прополку. Пусть часок поработают – через месяц морковь вырастет, сок для Андрюши будем делать.

Сегодня Настя впервые после рождения Андрея идет на работу. Они с Макаром работают на железной дороге – Макар машинистом, а Настя – дежурной.

На ней темный форменный китель с погонами, красная фуражка – и Андрей совсем ее не узнает.

Света объясняет брату:

– Это у мамы форма. Она идет дежурить. У нее – работа.

Андрей смотрит недоверчиво, но стоит Насте заговорить, узнает голос и тянется к матери.

Настя берет его на руки – ох, легко взять, выпустить трудно.

Света и Марина сидят перед радиоприемником. Андрея усадили посерединке.

– Пусть тоже послушает, ему полезно!

А по радио – горнисты, пионерские песни, детский хор.

– Мама, мама, а если Андрей будет плакать, можно мы включим радио погромче?

– Ведь детский хор громче, чем он, правда?

Света катит коляску по улице. Вот, говорит она брату, в собственной коляске едешь, не как-нибудь!

На Андрее голубая курточка, синяя шапочка с красным помпоном. Он сидит, смотрит по сторонам. Навстречу с горки спускается голубая коляска, в ней – девочка. Андрюша тянется к ней, но мама увозит девочку прочь.

Андрюша некоторое время смотрит ей вслед, а потом начинает рыдать.

На косогоре девочки расстелили полосатое покрывало, уселись, смотрят на железную дорогу.

Сначала поезд дальнего следования, весь в дыму, без остановки, в далекие края, в города, где они еще не были.

Потом над равниной разносится протяжный гудок, и Света говорит:

– Вот! Это папин поезд.

Она знает: в полтретьего папа проезжает мимо их станции.

Макар тоже знает: в это время на косогоре будут стоять его дети, дочки поднимут Андрюшу повыше, чтобы он тоже увидел, как один за другим проезжают мимо зеленые вагоны электрички. Макар глядит в окно – три фигурки на косогоре почти неразличимы.

Но Макар знает – они там. Ему кажется, он видит, как Марина взмахивает белым платочком.

Минута – и насыпь осталась далеко позади.

Пройдет двадцать пять лет, и выросшие дети разъедутся по разным городам.

А еще через пятнадцать окажется, что города эти – уже в разных странах.

Пока родители были живы, Марина с Андреем раз в год приезжали к Свете в Москву. А теперь только перезваниваются на дни рождения, Восьмое марта, Новый год. У всех свои семьи, свои заботы, да и по телефону – какой разговор? И только иногда постаревшая Света нет-нет да и вспомнит: летний день, насыпь, зеленая электричка, полосатое покрывало, они с Мариной изо всех сил поднимают Андрюшу: Смотри! Смотри! Папин поезд!

Когда Мореухов еще был актуальным художником, он по пьяни забрел в Третьяковскую галерею. В тот день мир был прекрасен. Сердобольный снег падал на город, вечность пахла нефтью, смерть была родиной. В плеере, как легко догадаться, играла «Гражданская оборона». Мореухов остановился перед «Черным квадратом» и не успел даже подумать о голландской акции Бреннера, как его накрыло. Мореухов разглядел мельчайшие оттенки черного, увидел неровности краски, совершенство геометрической фигуры, квадратную открытую дверь, за которой пустота. Как пел Летов: это значит, что он кому-то понадо-понадо-понадобился.